сне ощущаю, как с меня рывками сдирают одежду, раздевая донага, слышу — не разбирая слов — гневные окрики господина. Мгновением позже удар под колени сбивает меня с ног прямо на камни. Еще рывок — и меня, будто куль с трухой, перекидывают через колоду, а запястья, вытянув вперед, привязывают к столбу. Меня передергивает от гнева и отвращения к самому себе — в унизительной позе, развернутый задом к кругу площадки, на виду у всех, жду наказания.
— Дай сюда, я сам! — властно командует господин.
Плеть со свистом рассекает воздух, и я чувствую обжигающую боль на бедрах.
В голове бьется омерзительная мысль — почему не убил? Он должен был убить меня, выдернув из суставов конечности, выпотрошив на глазах у всех, ведь я поднял на хозяина руку! Следующий удар приносит новую боль, но, как ни странно, приводит мысли в порядок.
Недоумок! Щенок Адальяро прав: я сам виноват. Что мне стоило сдержать свой язык и руки? Проявить раболепие? Разве и в самом деле от моих слов что-либо зависело? Он ведь и правда может сделать с Вель что захочет — по праву мужа, — но не сразу же после родов! Даже зверь дал бы женщине время оправиться… а за это время мы бы что-нибудь придумали — я бы что-нибудь придумал!
Что теперь? Как я могу ей помочь?
Недоумок!
Удар обрушивается за ударом; злобный ублюдок определенно хочет больше унизить, чем причинить мне боль: спине почти не достается, зато зад уже полыхает огнем. Наказание, достойное глупого мальчишки, но не мужа.
Тело раз за разом каменеет, ожидая удара; с лица градом катится пот. Пытаюсь вжать разгоряченный лоб в плечо и закусываю губу, чтобы не застонать. По бедрам тоже сползают капли: но это едва ли пот, ведь кожа наверняка уже разорвана в клочья.
Будь ты проклят, Диего Адальяро. Придет день, и я отомщу тебе за все свои унижения. За несвободу. За боль и кровь. За слезы твоей жены.
Вель.
Ее образ вспыхивает в сознании и, несмотря ни на что, приносит облегчение.
Она жива.
Но ребенок…
Лишь теперь, содрогаясь под градом жестоких ударов, я, наконец, ощущаю горькое разочарование — наверное, такое же, какое ощутил Диего Адальяро, узнав о рождении дочери.
Так много времени впустую! Нужен еще как минимум год, а может, и больше…
От этого жгучего осознания хочется выть в голос. Вот только чем это поможет?
Дьявол знает, сколько времени я пребываю в тупом оцепенении, уже не чувствуя ни боли, ни стыда, ни отчаяния. Лишь когда рука сенатора Адальяро утомляется, меня отвязывают от позорного столба и вздергивают на подгибающиеся ноги. Я окидываю мрачным взглядом застывшие в немом ужасе лица своих собратьев.
И только на одном из лиц вижу тень злорадной усмешки.
— Она красивая, правда? — спросила я, не сдерживая счастливой улыбки.
— Да, госпожа, — улыбнулась в ответ Лей. — Славная крошка.
Я нежно тронула маленькую круглую щечку, и малышка тут же повернула голову в сторону прикосновения, во сне зачмокав крохотными розовыми губками.
— Изабель недовольна, — вздохнула я, вспоминая недавний визит свекрови.
На ее каменном лице не промелькнуло и тени улыбки, когда она смотрела на мою новорожденную дочь. «Не стоит ее баловать, я пришлю к тебе кормилицу», — вот и все, что она изволила вымолвить, брезгливо наблюдая за тем, как я прикладываю хнычущего ребенка к груди. Я ответила резко — пожалуй, излишне резко, — что не нуждаюсь ни в каких кормилицах, и лишь крепче прижала к себе драгоценный сверток. Фыркнув, Изабель удалилась, оставив меня наедине с дочерью и чувством вины. Я знала, что виновата во многом. Что усердно скрывала весь день тот факт, что у меня начались схватки. Что следующей ночью, сгибаясь пополам от боли и хватаясь за руку Лей, пыталась задушить в себе крики — чтобы не перебудить весь дом. Что доктору Сальвадоре, чьему мнению так доверяла Изабель и совсем не доверяла Лей, следующим утром осталось лишь сделать запись о появлении на свет сенаторской дочери.
А еще я была виновата в том, что родила не долгожданного наследника рода Адальяро, а всего лишь девочку.
— Она привыкнет, — утешила меня Лей. — Дайте ей время, госпожа. Уж попомните мои слова — эта крошка еще заставит себя полюбить.
Я провела языком по пересохшим губам.
— Диего… дома?
Прошло уже почти двое суток с того дня, как я благополучно разрешилась от бремени, а Диего все еще не приходил. Не захотел повидать ни меня, ни ребенка, которому даст свое имя. За эти два дня я чего только не передумала! Прошлой ночью, задремав ненадолго, я с криком проснулась от кошмара: мне приснилось, будто Диего обвинил меня в измене и собрался продать мое дитя в рабство…
— Да, госпожа, — кивнула Лей, избегая смотреть мне в глаза. — Он справлялся о вас.
— Справлялся, — повторила я бездумно, укачивая на руках спящее дитя. — И это все.
— Он… не хочет… беспокоить…
Я видела, что Лей с усилием подбирает слова, и махнула рукой.
— Не надо. Я понимаю.
Лей деликатно промолчала. Внутренне решившись, я заговорила вновь:
— Могу я тебя попросить? Скажи, пожалуйста, Джаю, что я… что мы…
— Я скажу, госпожа, — улыбнулась она одними губами. — Не волнуйтесь. А теперь я положу малышку в кроватку, а вы вздремните. Вам нужно больше отдыхать.
Короткий сон помог мне немного восстановить силы, а после Лей принесла мне теплого чаю с молоком. Голода я не чувствовала, а вот жажду — постоянно. Впрочем, за своими заботами о малышке я не всегда замечала и жажду.
Когда небо за окном окрасилось в закатные тона, дверь в мою спальню открылась, и на пороге появился Диего. Я инстинктивно прижала к себе спящего ребенка, вглядываясь в осунувшееся, бесстрастное лицо мужа.
— Здравствуй.
— Здравствуй, Вельдана.
Мне показалось, что губы он разжал с немалым усилием. Я опустила глаза, не зная, что еще сказать.
— Как ты себя чувствуешь? — выдержав паузу, осведомился он — совершенно чужим голосом.
— Хорошо. А ты?
Он невесело хмыкнул. Что ж, неловкую ситуацию лучше разрешить сразу.
— Ты расстроен, — вздохнула я, посмотрев ему в глаза.
Его точеные скулы задвигались, а губы сжались до белизны.
— Нисколько.
— Я знаю, ты ожидал сына. Но я…
— Ничего. Ты еще родишь мальчика. Нам некуда спешить.
Я выдохнула с некоторым облегчением. Значит, он не так уж и сердится. И значит, совсем скоро я снова увижу Джая…
Диего меж тем шагнул ближе и перевел взгляд на крохотный сверток, зашевелившийся у меня в руках. Преодолевая неосознанный страх, я заставила себя развернуть девочку так, чтобы Диего мог ее увидеть. Робко взглянув на
