— Мы будем пить чай здесь, Август, — обратился Терри к мужчине, а затем провел Дебору к диванчикам, стоявшим вокруг огромнейшего камина.
Сев, Терри закурил сигарету и сказал:
— Ну, Деб, когда ты уехала из Кении? Четырнадцать, пятнадцать лет назад? Сегодняшняя Кения далеко не та, которую ты знала. Одно правительство чего только стоит. Умереть со смеху можно, глядя, как они пытаются решить проблему перенаселения. Женщины, у которых нет мужей — а в таком положении находятся почти все женщины этой чертовой страны, — получали финансовую помощь на каждого ребенка. Но потом правительство заявило, что отныне в целях контроля рождаемости помощь будут выдавать только на первых четырех детей, остальные будут находиться исключительно на попечении родителей. Ну и что из этого получилось?
Перед ними на маленький кофейный столик поставили поднос с чаем.
— Асанте сана, Август, — сказал Терри. Затем продолжил: — Иностранные медицинские организации и миссии пытаются решить вопрос контроля рождаемости с помощью контрацептивов, однако африканским мужчинам это не нравится. Поэтому женщинам, тем, кто хочет, конечно, приходится действовать втихую. Если мужчина заметит, что женщина принимает противозачаточные таблетки, он имеет право избить ее до полусмерти, что он, собственно, и делает. — Терри потушил сигарету и улыбнулся Деборе. — Боже! Вот это встреча! Я так рад видеть тебя, Деб! Ну, а каково жить в Калифорнии?
Она вкратце рассказала ему о своей жизни в Америке.
— Этот парень, за которого ты собираешься выйти замуж, хочет жить в Кении?
— Он никогда здесь не был. Даже не знаю, понравилось бы ему здесь.
Едва произнеся эти слова, Дебора задумалась над мыслью, которая никогда раньше не приходила ей в голову: «Джонатан очень мало знал о Кении. Как он мог тогда знать ее?»
— Мириам сейчас нет дома, навещает сестру. Но она должна скоро прийти. Я хочу, чтобы вы познакомились.
— А дети?
— Они в школе. Погоди-ка, — произнес он, вставая. Терри подошел к камину, взял две фотографии и протянул их Деборе. — Это Ричард. Ему четырнадцать.
— Симпатичный мальчик, — сказала Дебора, глядя на уменьшенную копию Терри.
— А это Люси. Ей восемь.
Дебора с удивлением уставилась на фотографию. Люси была африканкой.
Сев на диван и закурив еще одну сигарету, Терри, словно прочитав ее мысли, сказал:
— Мать Ричарда была моей первой женой. Мы развелись, когда Ричард был еще совсем маленьким. Я тогда начал входить в отцовский бизнес, подолгу пропадал на сафари, и Энн не смогла с этим смириться. К тому же она начала ревновать меня к клиенткам. В результате она оставила меня и вышла замуж за какого-то экспортера в Момбасе. Ричард проводил полгода со мной, полгода с матерью.
— А Люси?
— Это моя дочь от второй жены, Мириам.
— Кикую?
Терри кивнул и выпустил дым.
— На самом деле, Магамби — это фамилия моей жены.
Дебора поставила фотографии на стол.
— А почему ты поменял фамилию?
Он пожал плечами.
— Чтобы упростить себе жизнь. Белых пытаются выжать из Кении из-за предубеждений насчет бизнесменов-европейцев. Не хочу вдаваться в подробности, скажу лишь, что человеку с африканской фамилией заниматься бизнесом в Кении гораздо проще.
— Я думала, что это все уже в далеком прошлом.
— Проблемы начались после смерти Джомо, в 1978 году. Конечно, найдутся такие, кто со мной не согласится. Но я говорю из личного опыта. Возьмем, к примеру, образование моего сына. — Терри замолчал, позвал Августа и, когда мужчина появился, попросил его принести бутылку вина. — Особый случай, — сказал Терри Деборе, улыбаясь. — Это кенийское вино, из плодов папайи. Оно, конечно, и в подметки не годится вашим калифорнийским винам, но это лучшее, что у нас есть.
— Ты рассказывал мне о Ричарде.
— Он сейчас в школе-интернате в Найваше. Но ему уже четырнадцать, время двигаться дальше. Проблема в том, что школа, куда я хотел его отправить, претерпела полнейшую африканизацию. Помнишь школу имени короля Георга в Найроби? Теперь это Академия имени Угуру. Там новый директор, африканец, который категорически отказывается принимать в школу белых детей. Больше всего меня раздражает то, что в эту школу ходил мой отец, когда был подростком. Отец учился в этой школе с самого первого дня ее основания в 1926 году. Там даже мемориальная табличка есть с именами первых учеников: Джеффри Дональд возглавляет список. Потом я, конечно же, там учился в 1967 году. А теперь школа закрыта для белых. И что самое ужасное, в Кении нет больше средних школ, куда бы брали белых учеников.
— И что ты будешь делать?
— У меня нет другого выхода, кроме как послать его в школу-интернат в Англию. Я могу позволить себе это удовольствие, как ты понимаешь, но это дело принципа. Ричард ни разу в своей жизни не был в Англии. Его прадед, черт побери, родился в Кении!
Август принес вино и поставил его на стол вместе с бокалами, затем убрал чайные чашки. Терри налил в бокал вино и протянул его Деборе. Она сделала глоток. Вино обладало терпким, горьковатым вкусом.
— Терри, а чем ты занимаешься сейчас? — решила поменять тему разговора Дебора, стремясь унять нарастающий в нем гнев. — Ты по-прежнему сопровождаешь туристические группы или перешел на чисто административную работу?
Он рассмеялся, прикурил еще одну сигарету и откинулся на спинку дивана с бокалом в руке.
— Я вожу людей на охоту.
— Я думала, что охота здесь запрещена.
— В Танзанию. Там нет запрета. Клиенты в основном американцы.
— Прибыльное дело? — осторожно спросила она.
— Ты и представить себе не можешь, насколько прибыльное! У меня все забронировано на пять лет вперед. Когда охоту здесь запретили десять лет назад, охотники в поисках работы хлынули в другие страны. Я поехал в Судан, на Нил, помогал природе производить «естественный отбор». Популяция слонов крайне увеличилась, и они стали уничтожать урожаи. Те бивни, вот там, — он указал на огромные, выше человеческого роста, бивни, стоявшие по обеим сторонам двери, — принадлежали старому слону-отшельнику. Зверь был ранен пулей из мушкета, из-за чего совершенно обезумел, убил около тридцати человек. Я уложил его одним выстрелом и попросил, чтобы мне заплатили за работу этими бивнями, а не никчемными суданскими фунтами. — Терри пригубил вино. — В общем, я неплохо развернулся в Танзании. И мне платят американскими долларами!
— А разве разрешается ввозить охотничьи трофеи на территорию Соединенных Штатов?
— Раньше было запрещено. Джимми Картер запретил ввоз леопардов, ягуаров и слоновой кости. Однако Рейган сделал послабление: он разрешил ввозить трофеи из тех стран, где охота допускается. Моим клиентам гарантированы один лев, один леопард, два буйвола и две газели. Я вывожу их в джунгли на двадцать один день, предоставляю им ночлег и охотников-следопытов, и они платят мне за это тридцать тысяч долларов.
