— По-моему, — проговорил он медленно, — когда она только вернулась, мы все примерно так и думали. «Когда мы отплясывали там, в лесу, как психи», — мелькнула у него мысль. — По-моему, мы рассуждали как-то так: они спокойно заживут себе где-нибудь в окрестностях Феллс-Черч, и все вернется в привычную колею. И тут Стефан...
Мередит, всматриваясь вдаль за ветровым стеклом, покачала головой:
— Нет. Не Стефан.
Мэтт понял ее. Стефан пришел в Феллс-Черч для того, чтобы вернуться к людям. А не для того, чтобы оторвать девушку от людей.
— Ты права, — сказал Мэтт. — Я как раз примерно об этом и думал. Они со Стефаном вполне могли придумать, как спокойно жить здесь. Или, по крайней мере, быть где-нибудь рядом с нами. Это Дамон. Он пришел, чтобы увести Елену против ее воли, и от этого все изменилось.
— И вот теперь Елена и Стефан от нас уходят. Они уйдут и больше не вернутся, — простонала Бонни. — Ну зачем? Зачем Дамон это затеял?
— Стефан как-то раз сказал мне, что Дамон любит затевать такое просто потому, что ему скучно. А сейчас он, скорее всего, сделал это, потому что ненавидит Стефана, — сказала Мередит. — Впрочем, я хотела бы, чтобы один-единственный раз он оставил нас в покое.
— А какая разница, — теперь Бонни плакала по-настоящему. — Значит, во всем виноват Дамой. Мне это уже неинтересно. Я просто не понимаю, почему все должно быть по-другому!
— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Или даже один раз, если ты сильный вампир, — с кривой улыбкой сказала Мередит. Никто не засмеялся. Тогда она добавила очень мягко: — Может быть, ты спрашиваешь не у тех людей. Может быть, только Елена сможет сказать, почему все должно поменяться, если она вспомнит, что с ней случилось там. На Другой Стороне.
— А я не говорю, что все должно меняться...
— Но оно меняется, — сказала Мередит еще мягче и с грустью. — Не видишь? Тут не в сверхъестественном дело — просто такова жизнь. Все мы растем...
— Понятно! Мэтт получил футбольную стипендию, ты уезжаешь в колледж, а потом ты выйдешь замуж! Может быть, у тебя даже будут дети! — Бонни умудрилась сказать это так, словно речь шла о чем-то неприличном. — Я застряну в младшем колледже на веки вечные. А вы будете все такие взрослые, забудете про Стефана и Елену... и про меня, — закончила Бонни coвсем несчастным голосом.
— Стоп, — сказал Мэтт. Он всегда горой вставал на защиту обиженных и игнорируемых. В этот момент, несмотря на то что воспоминания о Елене были так свежи в сознании — и он не знал, сумеет ли хоть когда нибудь отделаться от ощущения этого поцелуя, — его потянуло к Бонни, которая стала такой маленькой и уязвимой. — Ну что ты такое говоришь? Я после колледжа вернусь и буду здесь жить. Не исключено, что я здесь и умру, в Феллс-Черч. И я буду думать о тебе. То есть, если ты не против.
Oн погладил Бонни по руке, и она не отдернула руку, как она сделала, когда к ней прикоснулась Мередит. Она наклонилась к нему и уткнулась лбом в плечо. Когда же ее тело слегка содрогнулось, он без раздумий обнял ее.
— Мне не холодно, — сказала она, но не попыталась сбросить его руку. — Сегодня тепло. Мне просто... мне не правится, когда ты говоришь что-то типа «не исключено, что я здесь и умру»... Осторожно!
— Мэтт, впереди!
— Ййе!.. — Мэтт, выругавшись, ударил по тормозам, выкручивая руль обеими руками. Бонни резко пригнулась, а Мередит застыла. Машина Мэтта была почти такой же старой, как его первая колымага, которой он лишился некоторое время назад, и никаких подушек безопасности в ней не было. По сути, это было лоскутное одеяло из деталей подержанных машин.
— Держитесь! — завопил Мэтт.
Машину пронесло вперед, завизжали шины, и, наконец, их всех сильно мотнуло, когда задние колеса съехали в канаву, а передний бампер ударился в дерево.
А потом все замерло. Мэтт выдохнул и отпустил руль, в который вцепился мертвой хваткой. Он стал поворачиваться к девушкам и оцепенел. Пошарив рукой, он включил лампочку, и то, что он увидел при свете, заставило его оцепенеть снова.
Бонни, как всегда в моменты сильной тревоги, повернулась к Мередит. Ее голова лежала на коленях подруги, а руки вцепились той в предплечье и в рубашку. Сама Мередит сидела вытянувшись, откинувшись назад, насколько это было возможно, — ноги уперлись в пол под приборной панелью, тело вжалось в сиденье, голова запрокинулась, а руки крепко прижали Бонни.
Лобовое стекло насквозь проткнула ветка дерева, похожая на шишковатое, ветвистое копье или сжатую руку какого-то дикого земляного великана. Она торчала вплотную к основанию изогнутой шеи Мередит, а ее нижние веточки нависли над маленьким телом Бонни. Если бы Бонни не смогла пригнуться из-за ремня безопасности, если бы она не успела юркнуть вниз так быстро, если бы Мередит не схватилась за нее...
Мэтт понял, что не может отвести взгляд от расщепленного, но очень острого конца ветки. Если бы его собственный ремень безопасности не помешал ему качнуться в эту сторону...
Мэтт услышал свое тяжелое дыхание. Машину заполнил запах хвои. Мэтт мог найти по запаху те места, где маленькие веточки поломались и стали выпускать сок.
Очень медленно Мередит подняла руку, чтобы сломать один из прутьев, нацелившихся ей прямо в горло, как стрела. Он не сломался. Пораженный, Мэтт тоже протянул руку, чтобы попытаться это сделать. Но, хотя веточка была ненамного толще его пальца, она оказалась слишком крепкой и даже не погнулась.
«Как закаленная сталь», — мелькнуло в его смятенном сознании. Но это же бред. Это живое дерево, я же могу потрогать обломки веток.
— Уф!
— Можно мне выпрямиться? — тихо спросила Бонни приглушенным голосом, поскольку она говорила, уткнувшись в ногу Мередит. — Пожалуйста. Пока оно меня не схватило. А оно хочет.
Мэтт, ничего не понимая, посмотрел на нее и потерся щекой об поломанный кончик большой ветки.
— Оно не собирается тебя хватать.
Однако, пока он на ощупь искал застежку своего ремня безопасности, в желудке у него засаднило. Почему у Бонни возникла та же мысль, что у него, — что эта ветка похожа на огромную искривленную мохнатую руку? Бонни ведь даже не видела ее.
— Собирается. Ты сам знаешь, — прошептала она, и все ее тело пробила дрожь. Она опустила руку, чтобы отстегнуть ремень безопасности.
— Мэтт, нам надо передвинуться, — сказала Мередит. Она по-прежнему сидела, сильно откинувшись, и от одного только взгляда на ее позу становилось больно. Мэтт слышал, что ее дыхание стало тяжелее. — Нам надо сдвинуться в твою сторону. Оно пытается обвить мое горло.
— Но этого не может быть... — Но он тоже это видел. Только что расщепленные кончики небольшой ветки совсем чуть-чуть подвинулись, в них появился изгиб, и они нацелились на горло Мередит.
— Может быть, дело в том, что никто не может вечно сидеть так, как сидишь ты, — проговорил он, сам понимая, что несет чушь. — Там в бардачке есть фонарь...
