Тут наш герой, мягко выражаясь, сгущает краски. При советской власти все издания, представлявшие хоть какой-то интерес для военных, изымались из частных коллекций и отправлялись в библиотеки военных организаций. Я сам в Военном отделе Библиотеки им. В.И. Ленина читал «Морскую справочную книжку за 1864 год» («Справочник по русскому флоту») со штампом «Библиотека Троице-Сергиевого монастыря». Понятно, что такие книги равно не были нужны ни монахам, ни комсомольцам, и их направляли в соответствующие учреждения.
Но вернёмся к рассказу Александра Михайловича о службе в Гвардейском экипаже: «Эта часть занимала среди петербургского гарнизона неопределённое положение. Армия смотрела на нас, как на чужих. Флот называл нас сухопутными увальнями. В наши обязанности входило нести летом службу на императорских яхтах, а зимой занимать караулы во дворцах и казённых зданиях наряду с частями петербургской гвардии. Назначенный командиром первого взвода роты его величества, я проходил с моими матросами строевые занятия, занимался с ними грамотой и арифметикой, уставами и держал с ними караулы.
Раз в неделю мы должны были нести караульную службу круглые сутки, что не любили ни офицеры, ни матросы. Командир Гвардейского экипажа, адмирал старой николаевской школы, имел обыкновение неожиданно проверять нас по ночам, и это заставляло меня ходить по четыре часа подряд по глубокому снегу, обходя часовых и наблюдая, чтобы эти рослые молодые парни, страдавшие от холода, не задремали на часах. Чтобы самому не поддаться искушению и не заснуть, я любил в эти ночи подводить итоги тому, что я называл своим “умственным балансом”. Я составлял активы и пассивы, группируя мои многочисленные недостатки под рубрикой “долги без покрытия, которые необходимо ликвидировать при первой же возможности”.
Стараясь быть честным с самим собой, я пришёл к заключению, что мой духовный актив был отягощён странным избытком ненависти. Ненависти к личностям и даже к целым нациям. Я старался освободиться от первой: моя вражда против отдельных личностей заключалась, главным образом, в ненависти к моим наставникам, педагогам и опекунам. А вот ненависти второго тина я долго преодолеть не мог. Не моя вина была, что я ненавидел евреев, поляков, шведов, немцев, англичан и французов. Я винил в этом православную церковь и доктрину официального патриотизма, которая вбивалась мне в голову в течение двенадцати лет учения, винил за мою неспособность относиться дружелюбно ко всем этим национальностям, не причинившим мне лично никакого зла.
До того как войти в общение с официальной церковью, слово “еврей” вызывало в моём сознании образ старого улыбающегося человека, который приносил к нам во дворец в Тифлисе кур, уток и всякую живность. Я испытывал искреннюю симпатию к этому человеку с добрым морщинистым лицом и не мог допустить мысли, что его праотец был Иуда. Но мой законоучитель ежедневно рассказывал мне о страданиях Христа. Он портил моё детское воображение, и ему удалось добиться того, что я видел в каждом еврее убийцу и мучителя. Мои робкие попытки ссылаться на Нагорную проповедь с нетерпением отвергались. “Да, Христос заповедовал нам любить наших врагов, — говаривал о. Георгий Титов, — но это не должно менять наши взгляды в отношении евреев”. Бедный о. Титов! Он неумело старался подражать князьям церкви, которые в течение восемнадцати веков проповедовали антисемитизм с высоты церковных кафедр. Католики, англикане, методисты, баптисты и другие вероисповедания одинаково способствовали насаждению религиозной нетерпимости, и равным образом антисемитское законодательство России черпало главные свои основы в умонастроении высших иерархов православной церкви. В действительности евреи начали страдать от преследований в России с момента прихода к власти людей, слепое повиновение которых велениям церкви оказалось сильнее понимания ими духа великой империи.
“Русский царь не может делить своих подданных на евреев и неевреев, — писал Николай I на всеподданнейшем докладе русских иерархов, которые высказывались в пользу ограничений евреев в правах. — Он печётся о благе своих верноподданных и наказывает предателей. Всякий другой критерий для него неприемлем”.
К несчастью для России, способность моего деда “мыслить по-царски” не была унаследована его преемниками, и наступление моего совершеннолетия совпало с введением опасных и жестоких мер, принятых под влиянием членов Святейшего Синода. Между тем, если сравнить ограничения нрав евреев, существовавшие в прежней России, с теперешним колоссальным ростом антисемитизма в Соединённых Штатах, то это сравнение окажется далеко не в пользу якобы терпимых американцев. Приведу лишь один пример. Владелец доходного дома в Петербурге никогда не посмел бы вывесить объявление, что его дом “на 100% населён только христианами”.
Таким образом, мой прежний антисемитизм объясняется влиянием на меня учения православной церкви, но это чувство исчезло, как только я понял лицемерный характер этого псевдохристианского учреждения. Мне нужно было гораздо больше усилий, чтобы решительно преодолеть в моём характере ксенофобию, посеянную в моей душе преподавателями русской истории. Их разбор событий нашего прошлого не принимал во внимание пропасти, неизменно отделявшей народы от их правительств и политиков. Французы порицались за многочисленные вероломства Наполеона, шведы должны были расплачиваться за вред, причинённый Карлом XII русским людям во время царствования Петра Великого. Полякам нельзя было простить глупость из тщеславных аристократов. Англичане были всегда “коварным Альбионом”. Немцы были виноваты тем, что имели Бисмарка. Австрийцы несли ответственность за политику Франца Иосифа, монарха, не сдержавшего ни одного из своих многочисленных обещаний, данных им России. Мои “враги” были повсюду. Официальное понимание патриотизма требовало, чтобы я поддерживал в своём сердце огонь “священной ненависти” против всех и вся».
Глава 5 ТРИ ГОДА НА «РЫНДЕ»Устаревший деревянный фрегат «Светлана», построенный ещё в 1858 г., в 1886 г. был разоружён и выведен из состава судов Гвардейского экипажа, а взамен был зачислен корвет «Рында», спущенный на воду 18 июня 1885 г. Во флоте «рындой» называют колокол, в который бьют склянки, указывая морякам время. Но корвет был назван в честь «рынды» — первого придворного чина на Руси в XIV-XVIII вв. Рынды — это молодые парни из знатных семейств, которые несли охрану великого князя или царя.
Корвет «Рында», в отличие от своего предшественника деревянного корвета «Рында» постройки 1856 г., имел стальной корпус. Водоизмещение нового корвета составляло 3210 тонн. Паровой котёл мощностью 210 л. с. позволял развивать скорость до 14 узлов. Парусное фрегатское вооружение, в свою очередь, при хорошем ветре давало возможность достигать скорости в 10 узлов.
Вооружение корвета состояло из десяти 152/28-мм и четырёх 4-фунтовых (87-мм) пушек образца 1867 г. Для защиты от миноносцев имелось десять 47-мм пятиствольных пушек системы Гочкиса.
Летом 1886 г. корветы «Рында» и однотипный «Витязь» отправляются на Дальний Восток. Корветом «Витязь» командовал С.О. Макаров, будущий знаменитый адмирал, а «Рындой» — капитан 1 ранга А.К. Авелан. Корабли шли примерно по одному маршруту, но порознь. Это было вызвано двумя причинами. Во-первых, для большей скорости передвижения, так как поломки машины одного судна задерживают другое, а главное, в случае войны с Англией идущие порознь суда противнику будет гораздо трудней перехватить. Да и в случае войны корветы должны были действовать в одиночку на коммуникациях «коварного Альбиона».
