Пусть и подвергая евреев всевозможной дискриминации, правительство прежде все же не только не потворствовало погромам, но и сурово подавляло их, из опасения, что антиеврейские выступления выйдут из-под контроля и ударят по русским помещикам и чиновникам. Действительно, оба рода насилия имеют общую психологическую основу: хотя радикальная интеллигенция считала антиеврейские погромы «реакционными», а антипомещичьи «прогрессивными», сами погромщики не делали таких различий. Видя, как толпа избивает и грабит евреев под безучастными взорами полиции и казаков, крестьяне понимали это так, что власти поощряют выступления против необщинных владений и их хозяев. В 1905–1906 годах в многих местностях крестьяне громили поместья вполне православных помещиков, вообразив, что царь, мирившийся с еврейскими погромами, не станет препятствовать погромам помещиков[23]. Таким образом, предотвращая насилие над евреями, власть имущие действовали в своих интересах.
Но теперь, растерявшись в круговороте событий, монархисты утратили чувство реальности: они не только попустительствовали еврейским погромам, но и непосредственно к ним подстрекали. Войдя в должность, Витте выяснил, что департамент полиции, используя конфискованное у революционеров подпольное оборудование, тайно печатал и распространял прокламации, призывающие к еврейским погромам. Витте прекратил эту практику, но она уже унесла многие жизни135. Неспособные как-либо объяснить, что сталось с их идеализированной Россией, кроме как обвинив во всем ее врагов, среди которых евреи занимали почетное место, монархисты призывали к насилию. В пагубном заблуждении находился и царь, писавший матери 27 октября, что «девять десятых революционеров и социалистов жиды». Это объясняло и, по-видимому, оправдывало в его глазах народный гнев против евреев и других «нехороших элементов», в ряды которых он зачислял «русских агитаторов, инженеров, адвокатов»136[24]. В декабре 1905 года царю был вручен значок Союза русского народа, недавно созданной монархической организации, ставившей целью восстановление самодержавия и преследование евреев.
Однако главными виновниками беспорядков были теперь не евреи и не интеллигенты, а крестьяне. Крестьяне совершенно неверно представляли себе суть манифеста, понимая его на свой лад — как дарующий общинам право распоряжаться всей землей. Некоторые крестьянские волнения имели место весной 1905 года, еще больше летом, но настоящий взрыв их произошел только после 17 октября137. Слыша о безнаказанности стачек и погромов в городах, крестьяне сделали свой собственный вывод. Начиная с 23 октября, когда широчайшие волнения вспыхнули в Черниговской губернии, волна аграрных беспорядков неуклонно возрастала до самой зимы и с еще большей силой вновь ударила весной 1906 года. Она окончательно стихла лишь в 1908 году, после принятия премьер-министром Столыпиным жесточайших репрессивных мер.
Аграрные беспорядки 1905–1906 годов повлекли на удивление мало жертв; существует лишь одно достоверное свидетельство убийства помещика, хотя и есть сведения об убийстве пятидесяти крестьян-единоличников, представлявших на селе основной объект ненависти138. В некоторых местностях разгром поместий сопровождался еврейским погромом. Основной целью «жакерии» было не причинение физического ущерба и даже не захват земли, но лишение помещиков и других землевладельцев-некрестьян возможности жить с земли, т. е. «выкуривание» их. По словам одного наблюдателя, крестьянское движение «направлялось исключительно против владений, а не против помещиков: помещики им совсем не нужны, а земля им нужна»139. Мысль была проста: заставить помещиков уйти с земли и продать свои земли по сходной цене. И с этой целью крестьяне вырубали помещичий лес, выгоняли свой скот на помещичьи пастбища, ломали машины и отказывались платить арендную плату. В некоторых местах поджигали усадьбы. Особенно сильные волнения наблюдались в центральных губерниях России и в Прибалтике, меньшие — в западных и юго-западных регионах, бывшей Польше. Участвовали в беспорядках прежде всего молодежь и вернувшиеся с Дальнего Востока солдаты, но всегда побудителем были города. Громя поместья, бунтовщики не делали разницы между «хорошими» и «плохими» барами — имения либеральных и революционно настроенных интеллигентов не щадили точно так же. Консерваторы, защищавшие себя, страдали меньше либералов, проникшихся сознанием вины140. Как мы увидим ниже, крестьянские методы выживания из деревни некрестьянских землевладельцев оказались весьма эффективными.
В попытке усмирить аграрные беспорядки правительство в начале ноября снизило выкупные платежи (установленные для бывших крепостных в 1861 году) и пообещало вообще упразднить их в январе 1907 года, но эти меры не произвели умиротворяющего действия в сельских регионах.
В 1905 и 1906 годах крестьяне чаще всего воздерживались от захвата земли из опасения, что им не удастся ее удержать. Они все еще надеялись на великий черный передел всех необщинных земель, но если раньше ждали его проведения от царя, то теперь все их надежды были устремлены к Думе. Чем быстрее они сгонят помещиков, полагали крестьяне, тем скорее начнется передел.
К разочарованию царя, Октябрьский манифест не умиротворил Россию. Тем более росло его недовольство премьер-министром: 10 ноября он жаловался, что Витте обещал после объявления манифеста больше не допустить беспорядков, на деле же они только усугубились141.
И вновь правительству пришлось вступить в единоборство с оппозицией, на сей раз с крайне левыми. В этом столкновении уже не было места компромиссам, ибо социалистов могла удовлетворить лишь политическая и социальная революция — не больше не меньше.
Власти пока еще терпели Петербургский Совет, который продолжал заседать, хотя и не имел сколько-нибудь ясной цели. Но 26 ноября был отдан приказ арестовать его председателя Г.С.Носаря. Президиум Совета в составе трех человек (одним из них был Л.Д.Троцкий, взявший на себя обязанности председателя) принял решение ответить вооруженным восстанием. Первым актом, который, как надеялись, приведет режим к финансовому краху, было обращение к населению от 2 декабря (так называемый «Финансовый манифест»), призывавшее «отказаться от взноса выкупных и всех других казенных платежей» и требовать при всех сделках выплаты золотом. На следующий день Дурново арестовал Совет, упрятав за решетку около 260 депутатов (почти половину его состава)142. Вслед за этим под председательством А.Л.Гельфанда (Парвуса) собрался суррогатный Совет143. 6 декабря Петербургский Совет призвал начать через два дня всеобщую стачку. Однако на этот призыв не откликнулись, несмотря на благословение «Союза союзов»144.
