Тот факт, что женщин помещают в клетку, контрастирует с той ролью, которую они играют в христианской культуре. Очень популярна легенда о святой Либерате (в Германии — Вильгефортис, в Англии — Анкамбер), бородатой святой, к которой обращаются, чтобы облегчить тяготы несчастных невест и жен. Эта дочь короля-язычника, тайно обратившаяся в христианство, дала обет целомудрия, но отец хотел отдать ее замуж насильно. Благодаря Небу она покрывается шерстью, которая отпугивает столь нежеланного ею супруга, но за непослушание отец велит ее распять на кресте.
После смерти Клементины Делэ воспоминания о ней сохранятся в Музее бородатой женщины. В 1969 году в «Образцовой жизни бородатой женщины», выпущенной издательством Jeune Parque, ее историю расскажет журналист Жан Ноэн, любитель острых словечек и пускания ветров.
Лакуны в полицейских архивахКак мы уже говорили, в досье префектуры полиции о травести много пропусков. Заявления и сами разрешения не сохранились, как нет (не было или не сохранилось) и никакого обобщающего доклада по этому вопросу, поэтому приходится полагаться на сообщения прессы, которая утверждает, что в течение XIX века подобные разрешения выдавались редко. Подсчитать количество разрешений и заявлений на их получение невозможно. Можно предположить, что на 1 сентября 1806 года префектурой было зарегистрировано 167 заявлений (анкета, заполненная девицей Майер, была под номером 167). В 1862 году девица Лоюи получила разрешение за номером 74. Возможно, она 74-я получательница разрешения с 1800 года. Понять, с какой вероятностью заявления одобрялись, невозможно. Но даже если бы архивы были полными, мы все равно получили бы ограниченную с географической точки зрения картину, в которую вошли бы только жительницы Парижа и пригородов, знакомые с действующим распоряжением и добровольно подавшие заявку на разрешение или сделавшие это вследствие ареста.
Досье DB58 было составлено поздно, в конце XIX века, чем и объясняются имеющиеся в нем пропуски. Префектура полиции пострадала от разрушений в период Парижской коммуны. Кроме того, у нее немного средств для сохранения производимых ею документов. Как и любая архивная служба, она выбирает те документы, которые хочет сохранить, и избавляется от досье, которые считает неинтересными, порой не учитывая любопытство историков. Также не стоит забывать о возможности краж в учреждении, где из-за нехватки персонала плохо поставлена охрана.
В любом случае кажется очевидным, что женское переодевание считалось вопросом незначительным. Оно встречается редко, оно не вредит общественному порядку. Да и были ли власти заинтересованы в том, чтобы применять это распоряжение со всей строгостью? Не боялись ли они, что, как и в случае с мужским переодеванием, чрезмерное рвение в применении незначительного законодательного акта приведет к избыточному вниманию к нему и к популяризации этого явления? Не опасались ли они выглядеть смешно? К примеру, мы видели, что дама Либер смогла доказать свою правоту. Запрет на переодевание, который по закону можно было снять только на основании медицинской справки, в реальности можно было обойти, если заниматься мужской профессией. Чем рисковали травести, которых поймали с поличным? Распоряжение 1800 года ничего про это не пишет. Скорее всего, нарушение должно было привести к обычным санкциям («полицейскому наказанию»): штрафу, тюремному заключению не больше чем на 5 дней. Лишь одна статья из вышеупомянутого досье упоминает о возможности наказания. Чтобы узнать об этом больше, необходимо найти следы решения, принятого в 1830 году в отношении девицы Пеке, скромной полировщицы, упрощенным полицейским судом приговоренной к штрафу в размере трех франков. В действительности у распоряжения от 1800 года значение скорее символическое (хотя и не пренебрежимое), и оно допускает исключения — официальные или нет. И эти исключения, судя по всему, пользуются определенной популярностью.
Распоряжение 1800 года направлено на женщин, которые занимаются «переодеванием в неблагонадежных целях». Это довольно расплывчатая формулировка, своей неопределенностью напоминающая первую фразу текста («убежденный в том, что все они должны отказываться от ношения одежды своего пола лишь из соображений здоровья»). Неблагонадежность в данном случае может проявляться как в обмане, так и в злоупотреблении или избыточном использовании переодевания. Обратим внимание на это, без сомнения, сознательное отсутствие точности. С уверенностью можно сказать, что это распоряжение касается узурпации мужской идентичности, но оно остается расплывчатым в том, что касается соображений, заставляющих женщин надевать одежду противоположного пола. Не потому ли — это только гипотеза, — что законность подобного жеста может обсуждаться, быть принятой и понятной? Ведь удавшиеся обманы подобного рода ни у кого не вызывают опасений, если верить тону статей XIX века — порой слегка ироничных, но чаще всего проникнутых сочувствием или восхищением. Без сомнения, как замечает Джон Гранд-Картре, «религию сменить проще, чем пол, иначе сколько бы женщин были мужчинами, сколько бы женщин надели брюки и никогда бы из них не вылезали!»
В начале XX века травестия вызывает у некоторых радикальных феминисток настоящее восхищение: разве мужской костюм не позволял женщинам на протяжении веков демонстрировать равенство полов? В своей феминистской энциклопедии, состоящей из газетных и журнальных вырезок, Элен Брион без устали перечисляет этих «героинь». Уже давно связанное с феминизмом (еще с тех времен, когда это слово не было изобретено), а также с гомосексуализмом, переодевание в одежду противоположного пола не вызывает удивления и никого особо не шокирует — словно бы привлекательность удавшегося обмана оказывалась важнее всего остального. Эти истории захватывают, как рассказы о побеге с каторги или из тюрьмы могут впечатлять даже самых ярых защитников общественного порядка. Впрочем, в досье DB58 нет следов ни этой несомненной привлекательности переодевания, ни ярого женоненавистничества, которое проявлялось, в частности, в давнем споре о «маскулинизации женщин».
В целом распоряжение от 1800 года носит скорее устрашающий, чем репрессивный характер, его авторы не хотят выводить тему на передний план, чтобы не способствовать распространению заразы. Тот факт, что травестия оказалась явлением маргинальным и обособленным, следует объяснять существованием более масштабного и сложного механизма общественного контроля.
Глава IV. Утопия брюк С приходом Наполеона парижанкам запретили носить то, что представляет собой неотъемлемую часть мужской одежды, — брюки и/или кюлоты. В 1820-е годы все мужчины носят брюки — за редкими исключениями в виде остатков вестиментарного режима дореволюционной эпохи. Мантию по-прежнему надевают судьи и церковники (сутана была запрещена во время Революции), но теперь это верхняя одежда, которая надевается поверх брюк. На женщин же мода накладывает все большие ограничения, возбуждая, как свидетельствуют некоторые утопии нового века, желание иметь женские брюки. Зарождается социализм и феминизм. В рамках этих эмансипирующих движений одежда занимает далеко не самое первое место, но о ней не забывают. Один из сотен примеров — мнение Кэтрин Бармби, опубликовавшей в 1843 году в Лондоне свое «Требование эмансипации женщин»: «Женщина — рабыня политических институтов, но также подчиняется социальным правилам: обычаи, в том числе и вестиментарные, тиранизируют ее. Free woman требуется новая одежда». Воинственная борьба за реформу костюма, как нам предстоит увидеть, тесно связана с социалистическими и феминистическими устремлениями.
