На протяжении предыдущих лет службы в штабе Эйзенхауэр многократно просил Макартура отпустить его в войска, но неизменно получал отказы. Между тем приближался срок отставки начальника штаба. Рузвельт и так нарушил традицию, продлив срок пребывания в должности Макартура с четырех до пяти лет; президент стремился подыскать на этот пост такого человека, который бы полностью соответствовал его политическому курсу.
В конце концов новый начальник штаба был найден: генерал Малин Крейг, бывший до этого назначения руководителем того самого высшего военного училища, которое окончил Эйзенхауэр. Действительно, Крейг, в отличие от Макартура, был послушным, но на новом посту он оказался безынициативным, и Рузвельт только и ждал истечения срока его службы. Тем временем была найдена новая, достойная кандидатура — Джордж Маршалл, человек с железной хваткой, преданный президенту, но всегда занимавший самостоятельную позицию. Он почти никогда не улыбался, но умел сострить, причем так, что его остроты больно жалили. Маршалл, сменивший Крейга в 1939 году, прослужил начальником объединенного штаба западных союзников на протяжении всей Второй мировой войны, а после войны занял пост государственного секретаря (министра иностранных дел) и вошел во всемирную историю в качестве главного инициатора плана послевоенного восстановления Европы.
Филиппинский эксперимент
Эйзенхауэр надеялся, что с отставкой Макартура сможет перебраться в войска. Однако его ожидало предложение того же Макартура, одновременно соблазнительное и внушавшее опасения.
В 1935 году правительство США в соответствии с провозглашенной Рузвельтом политикой «доброго соседа» объявило о предоставлении автономии, а в перспективе и независимости Филиппинам, которые со времени испано-американской войны 1898 года принадлежали США. На выборах 1935 года в стране победила Национальная партия, ее лидер Мануэль Квизон стал премьер-министром, а затем президентом. Узнав, что Макартур остался без работы, и зная его как видного военного деятеля, Квизон предложил ему должность своего советника с задачей сформировать регулярную филиппинскую армию. Размеры своего вознаграждения генерал должен был определить сам. Макартур немедленно принял филиппинское назначение и предложил Эйзенхауэру поехать вместе с ним.
С одной стороны, предложение было заманчивое. Помощнику советника назначался по тем временам высокий оклад — 980 долларов в месяц плюс выделялись средства на представительство и командировки (сумма не оговаривалась и зависела только от добросовестности человека). Но главное, что привлекало Дуайта, — задача создания из представителей отсталых племен регулярной армии, которую необходимо дисциплинировать, вооружить, научить боевому искусству, сделать боеспособной.
С другой стороны, Эйзенхауэру не очень хотелось продолжать службу под руководством вздорного и своенравного начальника. Кроме того, он опасался, что Мейми не перенесет тропический тихоокеанский климат. К тому же было неизвестно, сможет ли Джон, оканчивавший начальную школу, продолжить образование в далекой Маниле.
Взвесив все за и против, Дуайт принял предложение. Макартур был в восторге. Он писал Эйзенхауэру накануне отъезда: «В течение последних нескольких лет я получил целый ряд персональных запросов по поводу Вашей службы от руководителей многих основных армейских служб, которые свидетельствовали, что Вы завоевали репутацию выдающегося солдата. Я могу только сказать, что эта репутация в точности совпадает с моим собственным мнением».
В американских военных кругах известие о предстоявшем отъезде Макартура и Эйзенхауэра на Филиппины было воспринято с известной иронией. Судачили, что они отправляются на шикарный курорт с обилием слуг и всяческих заморских благ. (Когда, возвратившись с Филиппин, Эйзенхауэр явился к начальнику штаба армии Маршаллу, тот, хмуро глядя на посетителя, произнес: «Научились ли вы, Эйзенхауэр, снова завязывать себе ботинки после того, как вернулись?» Надев на лицо широкую улыбку, Дуайт ответил: «Так точно, сэр. По крайней мере, на это я еще способен».)
В конце 1935 года Эйзенхауэр вместе с Макартуром выехал из Вашингтона в Сан-Франциско, а оттуда на военном корабле отплыл в Манилу.
Радужные надежды, которые побудили Эйзенхауэра отправиться на Филиппины, чтобы провести интересный ему эксперимент по созданию из ничего профессиональной армии, успехом не увенчались. Дуайт считал проведенные там четыре года потерянным временем. Между тем Макартур не только не терял оптимизма, но и громогласно объявлял, что создаст такую армию, причем не затратив лишних средств, что, естественно, особенно нравилось президенту Квизону.
Трудности начались уж в первые месяцы, когда под руководством Эйзенхауэра был составлен план формирования филиппинской армии. Едва взглянув на итоговую стоимость, Макартур приказал сократить ее более чем вдвое — с двадцати пяти миллионов долларов до двенадцати. Возражения Дуайта приняты во внимание не были. Пришлось проводить искусственные сокращения: «ликвидировать» артиллерийские силы, «вооружить» филиппинцев устаревшими американскими винтовками, уменьшить время подготовки солдат и офицеров, а жалованье военнослужащим довести до «расходов на сигареты». Дуайт отмечал в дневнике, что филиппинцы много обещают и мало делают, что среди руководящих чиновников есть люди неглупые, но не понимающие «административной и исполнительской процедуры». Бывало, что филиппинские офицеры соглашались с его доводами, но на следующий день вели себя так, будто вчерашней договоренности не было. Явно сдерживая себя, Дуайт записывал, что это «со всей очевидностью препятствует прогрессу». Чиновники слаборазвитой страны гораздо быстрее обучались искусству бюрократических проволочек и прямого обмана, нежели эффективному ведению дел.
Но проблемы нарастали не только в общении с филиппинскими военными и гражданскими лицами — всё труднее становилось работать с непосредственным начальником. Макартур думал в основном о собственных интересах, поддакивал Квизону, отказывался тревожить его «надуманными» просьбами, которые Эйзенхауэр считал жизненно важными для строительства национальной армии. В результате Макартур просто закрыл глаза на то, что его помощник стал обращаться к президенту лично. Более того, видя, что Эйзенхауэр не ищет личных выгод, а озабочен исключительно выполнением своих обязательств, Квизон распорядился предоставить ему кабинет в своем дворце и общался с ним почти каждый день.
Понимая в то же время, что американские советники могут покинуть его страну по любому капризу Макартура, Квизон льстил ему. Макартуру было даже присвоено звание фельдмаршала филиппинской армии (неважно, что ее фактически не было). Когда Макартур под большим секретом рассказал подчиненному о предстоявшей торжественной церемонии возведения его в фельдмаршалы, Дуайт ответил с откровенным скептицизмом и даже грубостью, свидетельствовавшей, что его положение стало довольно самостоятельным: «Вы ведь четырехзвездный генерал. Это действительно то, чем можно гордиться. Но почему, черт побери, вы хотите, чтобы банановая страна дала вам фельдмаршальское звание?» Что именно ответил Макартур, неизвестно. Дуайт рассказывал только, что генерал послал его ко всем чертям. Как выяснилось через несколько лет (об этом Квизон поведал Эйзенхауэру), не президент предложил Макартуру фельдмаршальское звание, а генерал выпросил его.
