Когда я проснулся, Крысы рядом не было. Ее рюкзак и велосипед лежали на траве, а сама она куда-то подевалась. Я встал и заметил ее на пешеходной дорожке у озера. Качая головой, я направился туда, и тут увидел, как рядом с ней остановился какой-то человек с фотокамерой на поясе. Крыса подперла руками бока, а это не предвещало ничего хорошего.
— Я потерялась?! — переспросила она громко. — Я не потерялась, ты, треклятый педофил! Вали отсюда, пока я не вызвала полицию!
Человек попятился от нее и пошел своей дорогой.
— Давай-давай! Катись! — крикнула ему вслед Крыса.
Я подбежал к ней:
— Что он тебе сказал?!
Крыса не ответила. Скривив мордочку, она глядела в спину удаляющемуся человеку, и вдруг вскрикнула:
— Ой-ой-ой!
— Что?!
— Я думала, что он педофил, а он нормальный! Мистер! — заорала она. — Извините! Я не потерялась! Спасибо за беспокойство!
Несчастный ускорил шаг и теперь удирал почти бегом.
— Ты сдурела?! Разве можно говорить людям такие вещи?
— Ну, извини, Боб! Ошибиться нельзя?
Она заметила каких-то велокурьеров и пошла в их сторону, а я вернулся под дерево и сел в полном замешательстве. Некоторых вещей Крыса просто не понимала. Иногда я и правда начинал думать, что она чокнутая. Я наблюдал, как она болтает с курьерами, их этот разговор явно очень веселил. Издалека Крыса выглядела вполне нормальной, никаких признаков сумасшествия. Но, честное слово, в каком-то смысле у нее не все дома.
Когда треп с курьерами ей наскучил, она вернулась ко мне:
— Поедем вдоль скоростного шоссе Гардинер, потом по указателям на Берлингтон, Гамильтон, Ниагара-Фолс и Форт Эри, там будет граница. Они говорят, что ехать на велосипедах туда сто лет, так что лучше уже выдвигаться. А еще они говорят, что мы в жизни не проскочим мимо пограничников. Только много они знают, эти курьеры! Взрослые дядьки, а целый день гоняют на великах. — Она опустилась на траву и открыла рюкзак. — Вот, купила тебе бутерброд и печенек, пока ты спал. Съешь, когда проголодаешься. А еще купила большую бутылку колы, будем пить по дороге. — Она встала и надела рюкзак. — Пока мне нравится наше путешествие, Боб. А тебе?
— Конечно, — ответил я.
Ничего другого мне просто в голову не пришло. А что я мог сказать? Ты чокнутая и вгонишь нас обоих в гроб?
— Ну, пора ехать, — сказала она. — Раз по скоростному шоссе мы ехать не можем, придется держаться как можно ближе к нему.
Глава 8
Так мы и поступили — сели на велики и поехали вдоль шоссе. Дорога, по которой мы катили, была такая же длинная, но, в отличие от шоссе, совершенно пустая. И ни души вокруг, ни единого домика у обочины. Мы ехали уже много часов подряд, иногда по пересеченной местности, и я натер зад об седло и ладони об руль. Рюкзак как будто стал тяжелее, мокрая футболка липла к спине. В довершение всех бед я запутался: мы должны были ехать по указателям на Гамильтон, а затем на Ниагара-Фолс, но теперь указатели на Ниагара-Фолс указывали в обратном направлении.
Я обернулся к Крысе под фонарем. Она у меня девчонка крепкая, никогда не жалуется, но сейчас личико у нее побледнело, а рюкзак казался слишком для нее большим.
— Не хочешь передохнуть?
Она кивнула и медленно слезла с велосипеда. Мы забрались наверх по небольшому склону, идущему вдоль обочины, и спрятали велики в кустах.
— Здесь подходящее место, — сказал я. — Если появятся копы, они не увидят нас с дороги.
Я помог ей снять рюкзак и развернул ее спальный мешок:
— Холодно. Залезай-ка и поспи немного.
Она молча заползла в мешок и свернулась калачиком. Я тоже устроился спать и сказал:
— Поедем дальше завтра.
Земля была влажной от росы, и я дрожал, хотя больше не от холода, а от усталости. Я хотел спать, но уснуть не мог. Просто лежал и изнывал от тоски по дому и теплой постели. Мы с Крысой еще никогда так не терялись. Мы лежали в темноте в чистом поле, и некого было попросить о помощи.
Помню, однажды темным зимним вечером мы ехали из города домой. Всю дорогу ледяной ветер швырял снег нам в лицо. Когда мы добрались до дома, Крыса бросила велик у крыльца и бегом побежала в тепло. А я задержался под окном кухни, под которым снаружи уже насыпало холмик снега. Я смотрел, как папа вынимает хлеб из духовки, вешает игрушечного снеговика на ручку буфета и отступает на шаг, чтобы оценить, хорошо ли смотрится украшение. Потом в кухню вбежала Крыса, на ходу снимая куртку, и стала рассказывать папе, как прошел день. Такая была картина! Я стоял и смотрел, не боясь промозглого холода, потому что в любую минуту мог шагнуть в тепло родного дома.
А теперь мне отчаянно не хватало этого тепла. Впервые я всерьез размышлял о том, не пойти ли в полицию и не сдаться ли на милость копов. Мы, собственно, ничего дурного не сделали, но я все равно чувствовал себя беглецом — мы скрывались от властей, которые без колебаний отдали бы нас в приют.
Но может, это не так уж и плохо. Может, нас определят в какое-нибудь хорошее место. Я повернулся к Крысе спросить, что она об этом думает. Она лежала с закрытыми глазами, и вид у нее был такой же измотанный, как тем холодным зимним вечером. Крыса никогда не сдастся, какой бы оборот ни приняли наши дела. И, если подумать, я тоже. Если они хотят отдать нас в детский дом, пусть сначала поймают. А даже если поймают, пусть не надеются, что мы не удерем при первом удобном случае.
Вдруг с дороги донесся визг тормозов. Потом рядом с первой машиной остановилась вторая. Крыса тут же выскочила из мешка, метнулась за куст и с любопытством выглядывала из-за него. Хлопнули двери, и два человека пошли навстречу друг другу. Один был молодой и стройный. Другой, грузный, сжимал в зубах окурок погасшей сигары.
— Джоуи, — произнес грузный. — Как тебе живется в Нью-Йорке?
— Паршиво, как обычно. Товар привез?
— Увы, нет. Не смог достать.
— Что?!
Грузный заржал:
— Шучу.
Он открыл багажник, и оба заглянули внутрь.
— Ну, нечего тянуть, — сказал молодой.
Они начали перекладывать какие-то пакеты из одной машины в другую — только уже не в багажник, а под заднее сиденье.
— Драгдилеры! — прошептала Крыса.
Я цыкнул на нее.
Молодой вручил грузному конверт. Грузный проверил содержимое и сказал:
— Ну, с тобой приятно иметь дело, Джоуи.