Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Гриша Зыбин подошел к лежащему на земле Юре и потянул его за руку, но Юра не встал, только слабо застонал.
Меня все еще тошнило, и мне очень хотелось, чтобы это оказался сон. Просто глупый сон.
Я больно ущипнул себя за запястье, впился ногтями в кожу.
Это все неправильно. Неправильно. Неправильно.
Как это могло случиться со мной? Как?
Остальные кричали, Гриша Зыбин дергал Юру Бережкова за руку, но тот не вставал.
– Вызовите врача, – сказал я громко.
– Че ты орешь? – спросил Артем Хвостов, – Сам вызови, раз надо.
– У меня батарея села, я читал и…
– Да он в порядке, – сказал Артем. – Посадим на метро, и все норм будет.
– Сам ты в порядке, – сказала Алина Шишкина и достала из кармана смартфон, – Я позвоню.
Я подошел к Юре и опустился рядом с ним на колени. Протянул сильно дрожащую руку и сунул пальцы ему под нос, чтобы проверить дыхание.
Юра Бережков дышал неровно.
– Алло. Скорая? – звонко спросила Алина Шишкина, – Тут человек упал. С качелей. Метро «Сухаревская». Адрес… какой адрес?
Кто-то рванулся из двора, чтобы посмотреть номер дома.
– Башка, – тихо и хрипло сказал Юра.
– Тошнит? – спросил я.
Он застонал, но ничего осмысленного не ответил.
– Скоро приедет скорая помощь. Подожди чуть-чуть, – сказал я.
– Щас… – шепотом сказал Юра.
– Что? – Я наклонился к нему.
– Блевану.
Я согнул его левую ногу и потянул за левую руку, чтобы перевернуть его на правый бок. Юра застонал громче, а я увидел, что его волосы пропитались кровью. Я снял шарф, сложил его в несколько раз и прижал к ране.
На голове очень сильное натяжение кожи, поэтому кровь течет сильно, и надо будет зашивать рану. А еще у Юры, скорее всего, сотрясение мозга.
– Скорая будет через десять минут, – Алина села на колени рядом со мной, – Что я могу сделать?
– Прижми шарф к его затылку и держи.
– Я, наверное, не смогу, – прошептала она. – Столько крови.
Я был напуган и хотел сказать Алине, что она ежемесячно видит больше крови, чем некоторые мужчины за всю жизнь.
– Сможешь, – сказал я. – Держи.
Юру стошнило, и часть рвотных масс попала мне на джинсы. Я почувствовал, что ткань на коленях стала влажной и липкой, и меня самого чуть не стошнило.
Вместо этого я достал влажную салфетку и вытер ему губы. Даже в рот залез, чтобы убрать оттуда рвотные массы.
Салфетку я бросил рядом (в этот момент я не мог подойти к мусорному баку) и посмотрел на Алину Шишкину.
Она молча сидела рядом и прижимала пропитавшийся кровью шарф к Юриному затылку. По ее побелевшему лицу текли слезы, и мне захотелось вытереть их. Она не должна плакать.
– Все будет хорошо, – сказал я, потому что вспомнил, что людей надо подбадривать и говорить, что все будет хорошо, даже если не знаешь точно, будет или нет.
Я не был уверен, будет ли все хорошо, поэтому соврал.
– Прижимай немного сильнее, – сказал я и приложил руку к ее дрожащим рукам.
Я запачкался кровью, но это было неважно.
Алина посмотрела мне в глаза, и ее взгляд парализовал меня сильнее, чем лежащий на земле Юра Бережков.
Она смотрела на меня. Я смотрел на нее.
И это длилось бесконечность. Будто мы попали в сингулярность, где секунды растягиваются, и каждое мгновение становится вечностью.
Я поймал себя на мысли, что хочу утешить ее. Поцеловать.
Я уже потянулся к ней, но тут раздался резкий звук сирены, и во двор въехала машина скорой помощи.
9. Шторм
Мы уже не узнаем друг друга в шумной серой толпе.
Зима наступает на мир, и без того слишком хмурый.
Мы не спрячемся, нам уже ничего не успеть.
Прозрачный воздух дрожит
В ожидании бури.
Факт: в мире людей очень сложно понять, что правильно, а что нет.
Слишком много полутонов. И так странно, что несчастье может привести к чему-то хорошему.
Мама и Игорь не стали есть пиццу, которую я разогрел к их приходу. Вместо этого они сели на диван в гостиной, а мне пришлось стоять перед ними. Не самое приятное ощущение, когда на тебя смотрят и молчат.
Я думал, что мама придет одна, но их было двое. Снова двое.
– Почему ты прогулял? – спросила мама.
– Ну все ушли, и я тоже…
– А если все с девятого этажа будут прыгать, ты тоже прыгнешь?
– Это нечестный вопрос, – сказал я, глядя в пол.
– Чего? – спросил Игорь.
Я попытался объяснить:
– Сначала мне говорят: не выделяйся. Не отсвечивай. Это мамина цитата. Ты сама мне так говорила, – я посмотрел ей в глаза. – Я не должен выделяться, я должен быть как все. А теперь ты говоришь, что я не должен быть как все. Ты не считаешь, что где-то здесь есть противоречие?
– Ты должен уметь отличать хорошее от плохого, – сказала мама.
– Это этическая дилемма, которая не имеет однозначного ответа, – сказал я, повысив голос, и тут же опустил глаза.
Я чувствовал, как злость течет из меня, я выдыхал ее из легких, она сочилась из каждой поры моего тела, я выплевывал ее, когда говорил. Это, конечно, метафора, но очень реальная. Злость застилала мне глаза. Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу.
– Если бы я не пошел с остальными, я бы не смог влиться в коллектив. Если бы я попросил других остаться, никто не стал бы меня слушать. Если бы я остался один, меня считали бы предателем. Ты знаешь, что такое, когда тебя считают предателем в шестнадцать лет? Нет, не знаешь, потому что ты все забыла, потому что тебе уже давно не шестнадцать, и ты не знаешь ничего о микрогруппах, которые образуются в школе, ты не знаешь ничего о нашем классе и взаимодействии внутри него.
Слова лились из меня, и я закрыл рот руками, чтобы остановиться, но не смог. Слова продолжали течь:
– Ты хочешь, чтобы я был как все, потом хочешь, чтобы не был, а на самом деле ты хочешь, чтобы я был идеальным для тебя, ты хочешь, чтобы я думал удобно, поступал удобно, жил удобно, но ты не хочешь поступать удобно для меня. Я не хотел приезжать сюда, но ни слова не сказал об этом. Я не хотел учиться в новой школе, но я учусь здесь, я стараюсь. Я не знаю, что мне сделать. Не зна…
Крепкая пощечина остановила меня. Щеку как будто обожгла крапива.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
