Смутный, словно туман, ожидаемый, как письмо. Дальше, чем далёкая Австралия. Атлас закинувшись, рак путник… Правильный, как подведённый итог.
Чистая доска, с твоим изображением[15].
Когда Сильвия умолкла, Стелла спросила:
— Она читала специально для меня?
— Да, для тебя и для всех тех, кто тоскует, для тех, кто уже пожил и чья жизнь ещё впереди, — ответила Флоренс.
Стелла посмотрела в глаза Сильвии. Взгляд её был добрым и загадочным.
— Спасибо, — поблагодарила Стелла. Флоренс подала Сильвии знак, и та вышла из комнаты. Стелла посмотрела ей вслед. Флоренс громко вздохнула.
— Красиво, — сказала она.
Стелла посмотрела на Флоренс.
— Это стихотворение как-то связано со Второй истиной?
— Now we are talking[16], — произнесла Флоренс, поставив чашку на стол.
— Я боюсь, что не смогу отыскать Тилию. — Стелла запихнула в рот четвёртое безе.
— Не надо бояться страха, Страшилка Стелла. — Флоренс спокойно улыбнулась. — You know[17], в конце концов, только благодаря страху мы появились на свет.
— Не может быть! — Стелла прожевала безе.
— Yes. Большинство людей так и не появляются на свет. Я знаю, что такое война, и мне известно, насколько сильным бывает страх.
— Ты была на войне?
— Yes. Ужаснее войны нет ничего на свете.
Стелла смотрела на Флоренс.
— Ур-рг! — сказала она. — А я вот на войне ни разу не была. Зато я потеряла маму.
Флоренс улыбнулась:
— Маленький мой птенчик… Я знаю.
— Я жадная и непослушная. Так считает Кошмарис Дамаск, мой тряпочный дядюшка.
— Просто оставайся собой, Стелла. Когда я была человеком, меня часто называли упрямой, тяжёлой, слишком романтичной, говорили, что я жалею саму себя.
— Ой, — удивилась Стелла, — тяжёлой? Ты часто попадала под дождь и намокала? И от этого становилась тяжёлой и ужасной?
Флоренс рассмеялась.
— Говорили, что я железная, но я часто чувствовала себя одинокой, и мне было грустно. Больше всего на свете мне хотелось помогать другим людям. Я стремилась облегчить их страдания. Альтруизм — это прекрасно.
— Альтруизм? Какое странное слово…
— Это когда ты прежде всего заботишься о других.
— Я тоже хочу быть железным привидением, — заявила Стелла. — А ты многим людям помогла?
— Ye-s-s-s, — Флоренс скромно кивнула. — Я работала в больницах и лазаретах.
— Лазареты? Забавное слово.
— Да уж… Лазарет — это военная больница. Нам ведь нужно облететь весь мир, и для этого нам отпущено five[18] световых лет. Мы должны многое пережить и многое испытать. Поэтому я… — Внезапно замолчав, Флоренс поднялась и подлетела к шкафчику. — Я дам тебе кое-что, Стелла. — Она открыла дверцы и достала какой-то круглый диск на двух резиновых трубочках.
Внимательно осмотрев вещицу, Стелла взяла её.
— Ух ты, какая занятная штуковина, — сказала она, — а что это такое?
— Стетоскоп.
— Перископ?
— No, по. Мы же не под водой.
Это для того, чтобы лучше слышать.
Для того, чтобы услышать, как бьётся человеческое сердце. Пусть он поможет тебе, Стелла. Вслушивайся в каждый удар сердца и постарайся осознать, какое это чудо. Тебе известно, что такое чудо?
— Чудо — это волшебство. Я послушаю, как бьётся сердце у Пиннеуса. Да этот маленький толстяк и сам сможет послушать! А когда я вернусь домой, на Швейную фабрику… То есть если я вернусь домой… — поправилась она, — то положу этот микроскоп… нет, пери… то есть стетоскоп! Я положу стетоскоп в секретный невидимый ящичек, где уже лежит книжка в кожаном переплёте, — мне дал её Виктор из Лувра. А ты знаешь Виктора?
Флоренс мягко рассмеялась:
— Маленький мой птенчик, ну, конечно, я знаю Виктора из Лувра. И Софию Страхомудрую тоже знаю, и…
— А Магическую Мульду ты знала?
Флоренс отрицательно покачала головой.
— Она была моей мамой. Хотя она, наверное, не такое знаменитое привидение. Или ещё им не стала, — добавила Стелла, вспомнив, что в Промежуточном времени они одни, в Прошлом были другими, а в Будущем им ещё предстоит кем-то стать. Об этом гласит Первая истина.
