— Эшли, подожди!
Но когда я уже внизу оглянулась, он по-прежнему был на втором этаже.
— Это и есть твой круг, да? — спросил Том, когда мы уже оказались на улице. — Вот так тебе нравится, да?
Я приказала уже в который раз:
— Заткнись, Том.
— Я-то заткнусь, — согласился он. — Только и тебе придется заткнуться, если выйдешь за богатого. Будет помыкать тобой как захочет.
— Это мы еще посмотрим…
— И смотреть нечего. Видала, как он тебя отшил? Некогда, и все тут.
Я не очень уверенно заметила:
— Он работает.
— Ну, понятное дело! У этих, которые деньги зарабатывают, всегда один ответ. Работаю, мол, и все тут. Денежки счет любят.
Это уже вывело меня:
— Да с чего ты взял, что Дэвид — богатый? Ты же видел, как они с братом живут! Это что, было похоже на дворец? Халупа халупой…
— Мы и похуже жили.
— И что из этого следует? Все, кто живет чуть лучше вас, уже богачи? Я тоже?
Он спросил каким-то странным тоном:
— А что, нет, что ли?
— Я так не думаю, — рассеянно отозвалась я, высматривая такси.
— Но у тебя ведь чего-нибудь припрятано на черный день, а? С голоду-то, поди, не помрешь, ежели чего.
Вспомнив о письме Ван Гога, я согласилась, что помереть, как изъяснялся Том, конечно, не помру, но из этого не следует… Мне почему-то показалось, что мы уже говорили об этом.
— Я бы тебе и так не дал помереть, будь уверена, — неожиданно сказал Том.
— Ты?
Я едва удержалась, чтобы не спросить: «А при чем тут вообще ты?» Но тут показалось такси, и я бросилась ему наперерез. Нельзя сказать, чтобы я очень торопилась домой, что меня ждало там? Но мне хотелось поскорее убраться отсюда и не видеть, как Дэвид выведет эту молодую даму. И какие у них будут лица…
Когда мы забрались в машину, Том опять забубнил, не глядя на меня:
— Я ж тебе говорил. Вышла б за меня, горя бы не знала. Я на жизнь всегда заработаю.
— Да ну?
— Да точно тебе говорю!
— Что ж вы тогда с сестрой так бедно жили?
Он смутился и, по обыкновению, покраснел до ушей. Потерев кончик носа, Том пробормотал:
— Так я же маленьким был.
— Она что, уже давно замуж вышла? Я так поняла из твоего сумбурного рассказа, что вот только что…
— Да ладно тебе о моей сестре! — с неожиданной злостью бросил он. — Ты о нас с тобой можешь поговорить? Что ты все юлишь туда-сюда?
«Ну ладно, — решилась я. — Ты сам напросился».
— О нас с тобой никакого разговора быть не может, — сказала я напрямик. — И нас с тобой быть не может, понимаешь? Никогда.
Немного помолчав, он спросил, продолжая разглядывать свои колени, обтянутые джинсами:
— Это твое последнее слово?
— Да, Том, — ответила я решительно. — Никогда — это мое последнее слово. Я никогда не то что не выйду за тебя замуж, но и спать с тобой никогда не буду. Признайся, ты ведь этого хочешь?
— Я тебе так противен?
Мне показалось, что подтвердить такое будет слишком жестоко. И я пошла на попятный:
— Не противен, нет. Но я не хочу этого без любви, понимаешь? Потому что уже убедилась: когда любишь человека, все совсем иначе.
Чуть повернув голову, Том заглянул мне в глаза. Взгляд у него был, как у обиженного ребенка, у меня даже сердце сжалось.
— Ты спала с ним?
— Да, — ответила я, чтобы у него не оставалось иллюзий на этот счет.
— И ты его любишь?
И я опять ответила:
— Да.
Потом добавила:
— Мне кажется, да.
— А как ты поняла, что любишь?
Это был правомерный вопрос, я и сама задавала его себе. И сформулировать ответ было сложновато.
— Это невозможно объяснить, Том. Это просто чувствуешь… И интуитивно понимаешь, что это — настоящее. А слова…
— Но он же тебя не любит!
— Заткнись! — прошипела я уже в который раз. — Ты не смеешь мне этого говорить.
Том ухмыльнулся:
— Злишься, потому что сама это уже поняла. Любил бы, так не отшил бы тебя так…
— Как?
— Эшли, да он же холодный, как лед!
Я усмехнулась ему в лицо:
— Оригинальное сравнение!
Том вспыхнул:
— А ты не к словам цепляйся, а в душу смотри.
— Тебе? — протянула я со всем презрением, на какое была способна. — Мне неинтересна твоя душа.
Он опять забубнил:
— Конечно, тебя только деньги интересуют.
— Господи! Опять ты о деньгах? Да какие деньги? Нет их у него, понимаешь?
Откинувшись, он вдруг спокойно спросил:
— А если б у меня были деньги?
Я отрезала:
— Это ничего не изменило бы.
— А у тебя не было бы ни гроша. Даже твоей заветной заначки не было бы.
— Все равно.
— Да? Ну, посмотрим.
Том произнес это так зловеще, что мне стало как-то не по себе, хотя я и отдавала себе отчет, что это всего лишь пустые угрозы отчаявшегося, глупого человека. Но я понимала и то, что даже круглый дурак может быть опасен, если его вывести из себя, а Том все-таки не был таковым. Кто знает, не встреться мне вчера Дэвид, может, со временем я и убедила бы себя, что Том вовсе не так уж плох. Сейчас в такое трудно было поверить, но кто знает…
9
Больше мы ни о чем не говорили до самого дома. Когда выходили из такси, Том сунул мне руку, но я не подала свою. Мне не хотелось от него никакой помощи.
— Ладно, — процедил он. — Как хочешь.
Мы вошли в дом, причем он так уверенно, будто жил здесь уже по крайней мере с неделю. Заперев за собой входную дверь, Том вдруг громко крикнул:
— Джун, иди сюда!
— Зачем? — вскинулась я. — Мне сейчас не до разговоров, понимаешь? Особенно с ней.
— Зато нам есть о чем поговорить с тобой, — проговорил Том совсем другим, незнакомым мне голосом. — Не торопись скрыться в своей комнате, Эшли, нам предстоит достаточно важный разговор.
До меня вдруг дошло, что он совсем иначе выговаривает слова и выстраивает фразы. Я смотрела на него во все глаза и понимала, что даже в лице его что-то изменилось. Не было больше того простовато-туповатого выражения, которое так бесило меня, и взгляд его стал другим. Можно было сказать, что передо мной был совсем другой человек.
