Вот теперь задерживаться здесь уже точно не было ни малейшего смысла. Я собрал все ценное, что только нашел в гараже, включая гаечные ключи, домкрат, лебедку и лопату. И, поскольку сейчас был оснащен гораздо основательнее, решил посетить сарай, более похожий на склад.
Теперь дверь подалась легко — я прицепил один конец троса за замок, другой — за фаркоп машины и включил первую пониженную… Жаконя при виде вылетающих наружу дверей от возбуждения дважды перекувыркнулся через голову.
Внутри склада я увидел несколько десятков ящиков из хорошо обработанных досок. Ящики были украшены спецсимволом в виде рюмки и изображением стилизованной виноградной кисти. Под рисунками полукругом изгибалась надпись: «Genuine Georgian Wine».
Я не верил своим глазам. Ведь эти ящики сейчас должны плыть в Кейптаун! Что же они здесь делают? Или господин Кеженис уже давно водит меня за нос? Да и не только меня, а остальных членов экипажа тоже? И вообще, а действительно ли внутри «настоящее грузинское вино»?
Я вскрыл монтировкой один из ящиков и сразу же понял, что жажду этим не утолить. Вместо благородного виноградного алкоголя в ящике находились плотно уложенные прямоугольные бруски, упакованные в жесткий вощеный картон. Вытащив один из них, довольно увесистый, я развернул упаковку. Там обнаружилась некая желтоватая масса, довольно податливая, вроде оконной замазки или пластилина. Что-то мне, однако, подсказывало — вряд ли даже такой бизнесмен как Кеженис, полагает, что в Африке на зиму замазывают окна. Да и дети здесь наверняка не лепят игрушки из грузинского пластилина…
В другом ящике, я увидел частично разобранный и аккуратно уложенный ручной пулемет системы Калашникова. И к тому же не один. Да, похоже, здесь действительно целый склад игрушек. Для взрослых. И при этом, черт возьми, для очень взрослых людей…
Вместе с оружием здесь лежала непонятного назначения полуметровая палка из очень плотного и тяжелого дерева, украшенная странными веревочками, с которых сыпалась труха, и инкрустированная блестящими камешками, наверное, самоцветами. С одной стороны палку венчало бронзовое кольцо с перекрестьем, удивительно похожее на классический кельтский крест, с другой — торчал бронзовый же шип длиной сантиметров пятнадцать. В своем основании оно имело четыре грани, каждая примерно по сантиметру с небольшим. Что это? На боевое оружие как-то не слишком похоже. Метать — неудобно, резать — вообще невозможно. Колоть и то замучаешься — коротковата эта штука для пики. Может, это какая-нибудь ритуальная приблуда местных жрецов?
Вот только интересно — это каким же образом грузины смогли подсунуть мне для проверки ящик с правильным вином? Единственно возможный ответ был таким — прежде чем заняться торговлей старым советским оружием, кавказские разбойники долго практиковались в известной игре в наперсток. «Угадай, дорогой, под какой каской граната?»
Я долго — минут пять — думал, есть ли смысл немного облегчить ящики, за которые не так давно сам нес материальную ответственность. Наконец решился взять несколько брикетов пластиковой взрывчатки (не будучи абсолютно уверенным, что это именно она), забрал два автомата, одну винтовку системы Драгунова и один пулемет. Долго разгребал ящики в поисках патронов, и поиски в конце концов увенчались успехом — четыре цинковых коробки с патронами калибра 7,62 скоро тоже оказались в багажнике. Прихватил и странный жезл — на всякий пожарный.
В любом случае, думал я, закрывая багажник, если попадусь в лапы местным боевикам, мне будет почти стопроцентный каюк. Причем без разницы, с ворованным оружием или без. А если повезет выбраться к цивилизации, то я всегда успею избавиться от лишних килограммов металла и пластика… Должен успеть. Зато в случае чего, я вполне готов объявить войну небольшому отряду каких-нибудь недоумков.
Приглашающе помахав Жаконе, я включил первую передачу и осторожно углубился в лес, двигаясь по едва заметной просеке со скоростью пешего туриста, сытого и здорового.
Дорога оказалась на удивление выматывающей. Увидев знакомый силуэт бульдозера, я остановил машину — не чувствовал больше сил вести ее по заросшей, кочковатой просеке. В глазах было темно, мутило страшно. Сколько еще ехать — пес знает.
Жаконя словно чувствовал мое состояние — он лопотал что-то ободряющее, даже погладил меня по плечу — наши, мол, не сдаются… И верно, чего уж тут сдаваться — я ведь на колесах, и с неплохим запасом горючего. И на ночевку есть где расположиться — в знакомой кабине, естественно. Беда только, что жрать нечего, но при мысли о еде и так становится плохо, так что ничего страшного. И вообще, некоторые врачи рекомендуют голодать при высокой температуре — по моим прикидкам, градусов тридцать восемь как минимум я имел, и к ночи были все основания ожидать подъема.
Несмотря на протесты Жакони, в кабину трелевочного трактора я влез в одиночестве. Дружба-дружбой, а ночлег врозь. Кто ее знает, эту обезьяну — вроде добрая и отзывчивая, а вдруг что в башке щелкнет? Или помру я ночью — так что же: и мартышке помирать? Вдруг она не сможет открыть кабину изнутри?..
Но увидеть новый день мне довелось, а это значило как минимум то, что ночью я не умер. Состояние, правда, было не хуже и не лучше, чем обычно, но, по крайней мере, озноб отступил, значит, температура приблизилась к нормальной.
Скрипя зубами от боли в ногах, я вывалился из кабины и некоторое время просто стоял, прислонившись к борту машины — здорово же я притомился во время сна, раз отдых потребовался! А ведь еще машину заводить…
Вспомнил, и опять стало плохо. Захотелось пить, но воду глотать было по-прежнему тяжело. Хорошо, хоть пока зубы не стучат о горлышко… Жаконя неприветливо скалился, глядя на меня — наверное, затаил обиду, что я не взял его с собой в кабину на ночь.
Именно с запуска двигателя я и начал новый день в Африке. Боялся, что если займусь еще чем-нибудь, то подрастеряю последние силы. К счастью, ручку пришлось проворачивать всего дважды, так что я уже стал почти искренне верующим. Осталось заняться «еще чем-нибудь». Я собрал свой скарб, состоящий из пары драгоценных фляжек с водой, бинокля, ножа, небольшого запаса патронов… Позаботился о запасе горючего для гелендвагена — его двигатель оказался довольно прожорливым созданием. Наполнил под завязку оба бака и обе канистры. Поскольку больше никакой толковой тары под солярку не обнаружилось, я скрутил с бульдозера и трелевочника бензиновые баки от пускателей и тоже заполнил их соляркой. И на этом пришлось закончить, к тому же горючее и в большом баке иссякло. Оставалось надеяться, что мне хватит топлива до цивилизации. В нее мне уже с трудом верилось. Я периодически ощущал себя последним оставшимся в живых человеком на всей планете, и только природное упрямство, наверное, заставило меня снова вцепиться в руль и вдавить в пол педаль газа, чтобы поскакать дальше по проклятой просеке. Которая, как ни странно, километр от километра становилась все шире и ровнее.
Жаконя смирно сидел на переднем сиденье, лишь иногда на что-то показывая пальцем и комментируя. По сторонам я не смотрел — дорога все равно была та еще, и мне приходилось внимательно глядеть, чтобы не ухнуть в какую-нибудь особенно глубокую яму, а трава, также как и листва деревьев с кустарниками сливалась в тошнотворные зеленые полосы по всем четырем сторонам от меня. Словом, я не обращал внимания на жесты шимпанзе. Пока что он не сильно волновался, да и меня не сильно беспокоил.
