— Нет, спасибо, — ответил тот. — У меня был очень тяжёлый день, и я всего лишь хотел узнать у Морица, как дела. Но мы наверняка скоро увидимся. Хорошего вам вечера. — Он кивнул папе и Морицу, и на какое-то мгновение Морицу даже почудилось, что господин Розочка ему подмигнул. Потом он повернулся и пошёл вниз по лестнице к себе.
Между тем папа с Тимом вошли в квартиру и уже раздевались.
— Так где же вы были? — укоризненно спросил Мориц. Он уже и сам почти поверил, что никуда не отлучался и все эти часы просидел дома.
— Ты не представляешь, это просто безумная история, — начал папа. — Только я с Тимом вышел от нашей няни Конни, как зазвонил мой мобильный. Номер не определился. Я подумал, что кто-нибудь хочет записаться на занятия по фортепиано. Но всё оказалось куда интереснее…
Папе позвонил какой-то доброжелательный господин, который искал, кому бы заказать музыкальную композицию. Детали он оставлял на усмотрение автора, и только название пьесы было выбрано.
— А теперь держись, — сказал папа, надевая на Тима крошечные башмачки. — Пьеса должна называться «Концерт для домашней свиньи».
— Не может быть! — сказал Мориц, который уже начал догадываться, кто был этим звонившим.
— Да, — сказал папа. — И поскольку я не каждый день получаю заказы на сочинение музыки, а этот добрый человек живёт у нас тут прямо за углом, мы тут же договорились встретиться.
Они зашли на кухню. Папа включил свет и достал из шкафа большую кастрюлю для макарон.
— Есть хочешь?
— Ещё бы, — ответил Мориц.
Папа налил воды, посолил, добавил оливкового масла и поставил кастрюлю на плиту.
— Ну так вот, я пытался тебя предупредить, но ты не подходил к телефону. Кстати, почему?
Мориц промямлил что-то вроде «слушал музыку».
— В общем, мы с Тимом пошли к этому господину. Он живёт в очень ухоженном доме на Гортензиенвег. Мы поднялись по лестнице, и дверь нам открыл ужасно милый кругленький человек.
Мориц уселся на кухонную скамью:
— А потом?
— Он пригласил нас в свою элегантную квартиру. Угадай, что лежало посреди гостиной?
— Дай-ка подумаю, — сказал Мориц. — Свинья?
— Свинья, — подтвердил папа. — Жирная хрюкающая розовая свинья.
Мориц пытался выглядеть изумлённым.
— Ну что, удивлён, а? — спросил папа.
— Да у него не все дома, — сказал Мориц; впрочем, он и в самом деле так считал. Хотя и по другим причинам, чем папа.
— Мы провели очень приятный вечер и немного заболтались. Тим был страшно увлечён свиньёй по имени Хайнрих. Должен признать, этот Хайнрих оказался очень дружелюбным.
— Так ты возьмешься за эту работу?
— Ну конечно! — сказал папа и начал мурлыкать какую-то мелодию. — У меня уже есть несколько замечательных идей! Господин Мейербер обещал хорошо мне заплатить и пригласить нас всех на первое исполнение.
— Господин Мейербер! — воскликнул Мориц, которому этот момент показался подходящим. — Да это же друг господина Розочки! Значит, теперь у него свинья?
— Ах да, то-то его фамилия показалась мне такой знакомой! — обрадовался папа. — Может, господин Розочка меня ему и рекомендовал?
— Вполне возможно, — сказал Мориц и ухмыльнулся.
— Ты у него уже бывал? — спросил папа.
— Нет, — ответил Мориц и поклялся себе, что обманывает папу в последний раз.
Между тем вода закипела, и папа высыпал в кастрюлю спагетти.
— А с каким соусом? — спросил он.
— Карбонара, — предложил Мориц и достал из холодильника ветчину и яйца.
— В любом случае мне очень жаль, что я так надолго оставил тебя одного, — сказал папа. — Но ведь ты уже большой.
— Видимо, недостаточно большой, чтобы держать кое-какие вещи при себе, — начал было Мориц, но тут их разговор прервался.
Всё произошло одновременно. Тим потянул за угол скатерти. Стакан с водой свалился на пол. Тим от испуга заплакал, а папа, чертыхаясь, принялся собирать осколки. В ту же минуту Мориц услышал, как в замке повернулся ключ. Мама! Всё ещё держа плачущего Тима на руках, он выбежал в прихожую. Мама стряхивала снег с кудрей и стягивала тёплые сапоги. Мориц давно не видел её такой радостной.
— Привет, мои дорогие! — воскликнула она. — Тим, малыш, что стряслось?
— Он сбросил на пол стакан, — сказал Мориц.
— Ну, это не так страшно, — успокоила его мама, взяла Тима и пошла на кухню. — А у меня, кстати, очень, очень хорошие новости.
— Вступай в наш клуб хороших новостей, — сказал папа. — У меня они тоже есть.
— Говори скорее, — попросила мама.
Пока мама и Мориц накрывали на стол, папа поджаривал ветчину и рассказывал про заказ на композицию.
— Чего только не бывает на свете, — сказала мама и покачала головой.
Между тем они уже сели за стол, и Мориц положил себе гигантскую порцию спагетти.
— А что у тебя случилось? — спросил он.
— Вы не поверите, — сказала мама. — Вечером опять было срочное совещание, и господин Хюберих со слезами на глазах объявил, что нам не разрешат строить детский центр.
Разумеется, рассказывала она, сотрудники были шокированы. Унылые, они сидели и раздумывали о своём нелёгком будущем, и тут в зал ворвалась секретарь. Дескать, это очень важно, на проводе главный редактор «Новейших известий».
— Мы, естественно, подумали, что про нас написали ещё больше небылиц и клеветы. Но когда господин Хюберих вернулся, на его лице сияла улыбка. Оказалось, главный редактор извинился за статью и пообещал опубликовать опровержение.
И заодно спросил, как он, Хюберих, прокомментирует известие о щедром взносе господина Зонненхута.
— А мы-то ничего и не знали! — продолжала мама. — Но через пару минут из администрации бургомистра пришёл факс. В нём говорилось, что денег на детский центр теперь достаточно и мы даже можем устроить там бассейн. Не знаю, что такое произошло с господином Зонненхутом. Говорят, он уехал в далёкое путешествие. По мне, так пусть бы он оттуда и не возвращался, — сказала мама в заключение.
— О, я думаю, он и не вернётся, — невзначай вырвалось у Морица.
— Почему ты так думаешь? — спросил папа и пристально посмотрел на него.
— Ну, раз уж он уехал так далеко… — промямлил Мориц.
К счастью, папа не стал больше его расспрашивать, и они очень приятно провели вечер. Когда Мориц пошёл спать, папа удержал его за локоть:
— Ну что, ты не в обиде? — спросил он.
— Конечно, нет, — великодушно ответил Мориц.
Некоторое время он лежал и заворожённо смотрел на бабушкино звёздное небо. Он чувствовал облегчение и счастье. А потом заснул — впервые за последние дни глубоко и без сновидений.
