— Они были уже пожилыми людьми, — стала рассказывать Линдсей. — Они много лет пытались завести собственных детей, но у Арлен случались выкидыши, один за другим. К тому времени, когда они решили, что стоит усыновить ребенка, обоим уже перевалило за пятьдесят. — Она улыбнулась, глядя на Керри-Энн, и добавила: — Я знаю, о чем ты думаешь. Большинству пар нужен маленький ребенок-ангелочек, красивый и несмышленый, верно? Но они искали ребенка постарше, того возраста, в каком могли быть их собственные дети. Вот такие это были люди.
— Тебе повезло. — Керри-Энн мимоходом подумала о том, каково это — иметь настоящих отца и мать. А ей досталась лишь череда приемных родителей, от доброжелательных до откровенно злых.
Но если Линдсей и уловила нотки горечи в ее голосе, то не подала виду.
— Да, мне повезло, — сказала она. — Я прожила с ними пятнадцать замечательных лет.
— Ты, наверное, скучаешь по ним.
— Ты даже не можешь себе представить, как сильно. Я стольким им обязана! Они спасли меня, в каком-то смысле. — Керри-Энн вымученно улыбнулась, сознавая, что является живым примером того, какой могла бы стать ее сестра, сложись обстоятельства по-другому. — Тед был профессором биологии. Он брал меня с собой на долгие прогулки. Лишь став старше, я осознала, что он учил меня не только разбираться в окружающей среде, благодаря ему я научилась доверять другим людям. А моя мама — словом, второй такой, как она, не найти. Она была самым мягким человеком из всех, кого я знала.
Керри-Энн слушала исповедь сестры с таким видом, будто та рассказывала ей о жизни на Марсе. В детстве у нее установились нормальные отношения только с одним взрослым — Дэвидом Френчем, ее очередным приемным отцом. Тогда ей было двенадцать. Он часто угощал ее мороженым и разговаривал с нею о всяких вещах — взрослых вещах. А потом, когда она в один прекрасный день сидела рядом с ним и облизывала вафельный стаканчик, он спросил у нее, целовалась ли она когда-нибудь с мальчиками. Шокированная не столько самим вопросом, сколько тем, что он спрашивает у нее об этом, она сказала правду: «Бобби Уинстон однажды поцеловал меня в губы». Дэвид улыбнулся, как если бы у них появился общий секрет, а потом, когда она доела мороженое, спросил, нельзя ли ему заплести ей косичку. Она согласилась, но этот разговор испугал ее настолько, что она с тех пор старательно избегала Дэвида и пресекала его попытки остаться с нею наедине. Через несколько месяцев ее отправили жить в другую семью.
— Чем она занималась? — поинтересовалась Керри-Энн.
— Она была учительницей — преподавала музыку в местной средней школе и давала частные уроки игры на пианино. Кроме того, у нее был дар говорить на равных с кем угодно, независимо от возраста и положения, и у собеседника сразу же возникало ощущение, что она стала его лучшим другом. Она всегда знала, что сказать и когда лучше промолчать. — В улыбке Линдсей явственно сквозила печаль. — Они бы очень обрадовались, если бы узнали, что я нашла тебя. И всегда надеялись на это. — Она взяла со стола фотографию в рамочке и повернула ее к Керри-Энн. — Я сфотографировала их через несколько месяцев после того, как мы переехали сюда. — На снимке мужчина и женщина стояли, взявшись за руки, на берегу океана. Он был в очках в металлической оправе, с седыми волосами, собранными в конский хвост на затылке, а она являла собой точную копию Джун Картер Кэш[25]. Они открыто улыбались в объектив, как люди, которым нечего скрывать и почти не о чем сожалеть. — Они всегда говорили, что это — их самая любимая совместная фотография.
Керри-Энн ощутила укол зависти, который тут же пустил ядовитые ростки в ее душе. Ее сестра не только вытащила счастливый билет; ей выпала полная удовольствий беззаботная жизнь, тогда как ее, Керри-Энн, пинали и перебрасывали из одной семьи в другую, как футбольный мяч.
— Строго говоря, это не ты нашла меня, а я, — заметила она.
— И очень вовремя, должна признаться. Я уже начала терять надежду. Столько лет поисков, и все впустую.
«А ведь она любила меня все эти годы!» — с изумлением поняла вдруг Керри-Энн. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь любил ее ребенком.
— Мне удалось получить копию твоего личного дела в Инспекции по делам несовершеннолетних, — продолжала Линдсей, — оттуда я и узнала адрес и телефон твоих приемных родителей — по крайней мере, тех, кто еще никуда не переехал, — но они ничем не смогли мне помочь. Я даже узнала номер твоего водительского удостоверения, вот только адрес, указанный в нем, был старым. А когда я позвонила твоему домовладельцу, то мне показалось, что он тоже был бы не прочь встретиться с тобой. Наверное, ты задолжала ему за квартиру? — Керри-Энн почувствовала, что неудержимо краснеет под внимательным взглядом сестры. — А потом, откуда ни возьмись, ты появляешься на пороге моего магазина! — Линдсей покачала головой с таким видом, словно до сих пор не могла поверить в случившееся.
— Я чувствую себя паршивой овцой, — неуверенно произнесла, посмеиваясь, Керри-Энн.
— Почему ты так говоришь? — Линдсей нахмурилась.
— Быть может, ты не обрадуешься тому, что я вновь вошла в твою жизнь, когда узнаешь меня получше.
Не успели эти слова слететь с ее губ, как Керри-Энн уже пожалела о сказанном. На самом деле она всего лишь хотела выразить надежду на то, что они подружатся, а вместо этого поступила так, как делала всегда в непривычной обстановке: стала выстраивать вокруг себя стену, одновременно выставляя себя в неприглядном виде. Долгие годы странствий от одной приемной семьи к другой, постоянная роль новой ученицы в очередной школе научили ее тому, что лучше отвергнуть первой, чем самой оказаться отвергнутой. Кроме того, унижая себя до того, как это успеет сделать кто-нибудь другой, легко было выглядеть суховатой язвительной особой, и уж никак не объектом презрения и насмешек. Да, у нее было немного друзей, зато при этом она не страдала от уязвленной гордости.
— Ты — моя сестра, — произнесла Линдсей таким тоном, словно только это и имело значение. Но в голосе ее тем не менее улавливалась озабоченность.
Керри-Энн поставила стакан на пол и потянулась к своей сумочке.
— Не возражаешь, если я закурю?
Линдсей невольно заколебалась, прежде чем ответить.
— Если хочешь, мы можем выйти на задний двор.
— Не стоит беспокоиться. Я потерплю, — коротко бросила Керри-Энн, намного резче и суше, чем собиралась. Как сестра ни старалась, она не могла унять ее растущее беспокойство.
В комнате воцарилась неловкая тишина.
— Хотела бы я знать, почему задерживается мисс Хони, — проговорила Линдсей, бросив взгляд на свои часы.
Мисс Хони являла собой еще одну загадку.
— И все-таки, кто же она такая? — полюбопытствовала Керри-Энн. — Родственница?
— Не по крови. Но в детстве она была самым близким для меня человеком. Она сидела с тобой, когда ты была совсем маленькой.
