Джек постепенно распалялся, слушая Шаффера. Наконец, повернулся к нему на сиденье:
— И вы только теперь мне об этом рассказываете? — Фактически не крикнул, но однозначно дал понять, что кипятком писает.
— А что? В чем проблема?
— Не надо мозги пудрить! Вы же знаете, никто связываться не станет, как только узнает, что ваша сестра мазохистка.
— Нет...
— Вот что я вам скажу. — Он нащупал ручку дверцы. — Прихватите дубинку, подкараульте его в переулке или на автомобильной стоянке. Справитесь своими силами.
— Постойте! Пожалуйста! Разве я об этом не думал? Уже грозил при свидетелях. Если с ним что случится, меня первого заподозрят. Не могу пойти на преступление, когда у меня своя семья, дело... Детям надо что-то оставить... Расправлюсь с Гасом — попаду в тюрьму. Он меня всего лишит. Жена с детьми окажутся в каком-нибудь приюте, а он переедет в мой дом. Система правосудия!
Джек ждал окончания долгой паузы. Вот она, знакомая «уловка-22»[14], которая не позволяет ему выйти из дела.
— Я думал, — заговорил, наконец, Шаффер, — привезу вас сюда, увидите, какой он здоровяк рядом с маленькой слабенькой Сейл...
— И что? Зальюсь слезами? Забудьте. Даже если хорошенько припугнуть мерзавца, ничего не изменится. По-моему, у вашей сестры проблем нисколько не меньше, чем у него самого.
— Правда. Я с парой докторов разговаривал. Говорят, какая-то взаимозависимость. Ничего не пойму. — Он покосился на Джека: — Поможете?
— Не вижу способа. Во-первых, семейное дело всегда трудно улаживать, а в данной ситуации особенно. Мои методы тут не помогут.
— Понимаю... знаю, обоим надо в психушку, Сейл в любом случае. Не скажу насчет Гаса. По-моему, его уже не вылечишь. Думаю, ему нравится избивать ее. Слишком нравится... Не отступится, несмотря ни на что. Тем не менее, хочу попытаться его отучить.
— Вряд ли он пойдет к психиатру только потому, что вам или еще кому-то этого хочется.
— Конечно, не пойдет. Может, его в больницу забрать... — Шаффер поднял брови, предлагая Джеку закончить мысль.
— Вы действительно думаете, что, если вашего зятя временно уложить на больничную койку, самого сделать жертвой насилия, он возьмется за ум и начнет просить помощи?
— Стоит попробовать.
— Нет, не стоит. Экономьте деньги.
— Ну, если не образумится, можно уговорить лечащего или другого врача, чтоб его образумили.
— Уверены, что это изменит дело?
— Не знаю. Я на все готов, кроме убийства.
— А вдруг не получится?
Глаза Шаффера как бы ослепли.
— Найду способ стереть его с картины. Навсегда. Даже если придется действовать собственными руками.
— Я думал, вы беспокоитесь о семье и о деле.
— Она моя сестра, черт возьми!
Джек вспомнил собственную сестру, врача-педиатра. Невозможно представить, чтоб ее кто-то бил. В семнадцать получила коричневый пояс по карате, с тех пор никто ее не обижает. Сама отбивает любые удары или звонит старшему брату, судье, с головкой окуная обидчика в бездонный горячий источник судебных разбирательств. Или одновременно то и другое. Но если бы у нее был другой характер и кто-нибудь постоянно ее избивал...
— Хорошо, — сказал он. — Посмотрим. Ничего не обещаю, подумаю, что можно сделать.
— Спасибо. Большое вам...
— За это заплатите половину — без возврата. Даже если я решу не браться за дело. Остальное по завершении.
Шаффер прищурился:
— Постойте секундочку. Давайте проясним. Хотите получить пять кусков без всяких обязательств?
— Мне, возможно, понадобится не одна неделя на сбор информации, необходимой для принятия самого решения.
— Что вам надо знать? Может...
— Мы тут с вами торги не ведем. Вы уже от меня скрыли проблему с взаимозависимостью, откуда мне знать, что еще чего-то не скрываете?
— Клянусь, ничего не скрываю!
— Условия такие. Соглашайтесь, отказывайтесь — дело ваше.
Секунду казалось, что Шаффер откажется. Потом он покачал головой:
— Предлагаете сделать ставку на крапленую карту — вслепую. А у вас все тузы.
— Метафоры перепутали, но понимаете правильно.
— Ох, пропади все пропадом, — вздохнул он, копаясь в нагрудном кармане, вытаскивая конверт. — Вот деньги. Берите.
Не скрывая колебаний, Джек сунул конверт под куртку.
— Когда приступите?
Он открыл дверцу, вылез из «ягуара».
— Завтра вечером.
5
Джек поехал обратно в Манхэттен, но вспомнил, что, раз уж он в Куинсе, можно заскочить за почтой.
У него пять платных почтовых ящиков — два в Манхэттене, один в Хобокене, один в Бруклине, большой в Астории на Стейнвей-стрит. Последний используется только для сбора. Раз в две недели поступления из всех платных ящиков отправляются в Асторию. Раз в две недели он садится на линию "Р", забирает всю почту. Легко — ящик всего в двух кварталах от станции подземки.
Поставил машину перед большой, ярко освещенной витриной почтово-посылочной конторы Карсмена, затрусил к дверям. Карсмен избран потому, что работает круглосуточно. Служащий за решетчатым окошком у дальней стены едва поднял глаза на вошедшего, но Джек все равно отвернулся. Открыл ящик, вынул четыре желтых конверта, вымелся в дверь, умчался по Стейнвей-стрит в фургоне Эйба, затратив на все про все меньше минуты.
Шмыгай туда-сюда в вечернее время, никого не видя, ни с кем не разговаривая — только так останешься на лету.
По пути вытряхнул содержимое на соседнее сиденье, просматривая у светофоров. Главным образом счета с кредитных карточек под разнообразными именами. Внимание привлек один конверт, адресованный Джону Л. Тайлески. Один из последних псевдонимов. Прежде корреспонденции на это имя не поступало.
Вскрыл, улыбнулся — в связи с прекрасными кредитными показателями банк Мэриленда выдает адресату кредитную карточку «Виза».
Чертовски любезно с вашей стороны, ребята.
Пропади пропадом эти кредитные карточки... Пластиковые деньги оставляют за собой электронные отпечатки, подробный отчет о каждой покупке — книжки, одежды, билета на самолет и в театр, — вычерчивают твой образ жизни, регистрируют существование и наносят на карту. Что в высшей степени нежелательно.
