«Здравствуй, отец! Я был поражен, узнав о том, что ты жив. Я так был обрадован, что даже не сдержал слез. Но с другой стороны, хоть я и рад, меня угнетают всякие сомнения. Война с белофиннами давно закончилась, а ты не давал о себе знать. Почему? Что случилось? Федор Астахов, штурман с «Ориона», сказал мне, что ты попал в плен, потом оказался в Норвегии, в Тронхейме. Так ли это?
Я с нетерпением буду ждать твоего письма. Пиши обо всем подробно. Ну а про меня ты все знаешь. Федор Астахов говорил, что обо мне ты прочел в газете.
Я очень хочу тебя видеть, отец! Надеюсь, что такое время придет и я смогу обнять тебя и расцеловать. Пиши же, подробно обо всем пиши. Будь здоров, отец. Твой сын Федор. 15 мая 1940 г. Полярный».
Климов свернул листок и посмотрел на часы. Начало седьмого вечера. Пора собираться. В каюту постучался старпом Борисов.
— Входи, Яков Сергеевич! — Климов стоял перед зеркалом, поправляя галстук. — С чем пришел? Небось опять волнует предстоящее учение?
— И это есть. — Старпом присел на стул.
— А чего тебе волноваться? — Климов смерил Борисова насмешливым взглядом. — Это мне надо волноваться, весь корабль на моих плечах. Я в ответе за экипаж и за тебя, Яков Сергеевич. Уловил? — Он улыбнулся. — Не ты за меня отвечаешь, а я за тебя!
— Однако вы гордец, Федор Максимович. — Старпом достал из кармана записную книжку, куда заносил умные мысли, как он сам выразился, полистал ее и, найдя нужное место, прочел: «Чрезмерная гордость — вывеска ничтожной души!» Слышали? Это не мои слова — Тургенева.
— Есть у меня эта самая гордость. — Климов хохотнул. — Но насчет моей души ты не прав. Она, как граница, открыта для добрых людей и напрочь закрыта для недругов… Ладно, зачем пришел?
— Я был в торпедной мастерской, там проверили наши торпеды. Так вот одна из них не продулась. Пришлось заменить.
— Уже сделал? Молодчина! Я ценю в тебе самостоятельность. Извини, я побежал. Смотри тут в оба!..
Он закрыл каюту на ключ и сошел на причал. Подходя к КП, увидел Коровина, стоявшего с подводниками и о чем-то говорившего им. Пройти мимо комбрига не поздоровавшись Федор не мог, а если поздороваться, тот наверняка о чем-либо спросит. А у него времени — в обрез. Решил сделать вид, что не заметил комбрига. Но тот окликнул его.
— Вы торопитесь, Федор Максимович? — Коровин подошел к нему.
— Есть дело на берегу, — смутился Климов. — Оставил за себя старпома, а сам вырвался на часок.
Комбриг как-то необычно пристально посмотрел на него.
— Как у вас служит старпом Борисов? Вы смогли бы рекомендовать его вместо себя на должность командира подводной лодки?
Лицо Климова просияло.
— А что, мне уже есть «добро» на учебу? — спросил он.
— Пока вопрос не решен, но думаю, комфлот возражать не станет. Так как, потянет старпом?
Климов сказал, что у Борисова есть слабые места, но командиром лодки его можно назначать.
— В должности старпома он плавает пять лет — немалый срок для продвижения по службе.
— Будем думать. Ну что ж, не стану больше вас задерживать.
Климов торопился. Над бухтой сгустились сумерки. Как и вчера, тускло светила луна, серебристой дорожкой бежала к дальнему утесу, на вершине которого красным глазком мигал маяк.
Астахов сидел на том же месте. Одет он был в тот же плащ, хотя дождя не было. Увидел его Климов, и почему-то неровно забилось сердце. Штурман не очень приветливо пробурчал:
— Вы пришли с опозданием, я мог и уйти.
— Прошу извинить, начальство задержало. — Климов сел рядом. — Служба, не обессудьте.
Астахов, однако, не стал пускаться в разговоры, тихо спросил:
— Письмо принесли?
— Да. — Федор достал из кармана шинели конверт и отдал Астахову. — Письмо небольшое, но в нем есть все, что надо.
Штурман заметил, что уголки губ у Климова вздрогнули. «Видно, все еще волнуется: как же, отец нашелся!» — решил он.
— Через месяц, — сказал Астахов, — я вернусь из плавания и привезу вам ответ отца. Так что готовьте сувенир, — натужно улыбнулся он, и у Федора опять гулко колыхнулось сердце.
— Вы уверены, что отец захочет ответить мне?
— А почему бы и нет? — Астахов спрятал конверт в карман. — Вы его сын, а перед собственным сыном любой отец захочет исповедаться.
«Отец очень любил меня», — едва не произнес Федор вслух.
Астахов помолчал, должно быть, размышляя, потом спросил:
— Коровину вы сообщили о своем отце?
— Мы же с вами условились, что я буду молчать. А слово я привык держать.
— И фотокарточку ему не показывали?
— Нет. Но непременно покажу, может, даже сегодня. Если спросит, как она попала ко мне, отвечу, что прислал ветеран. Я правильно вас понял?
«Кажется, у нас с ним завязывается тугой узелок», — подумал штурман. А вслух сказал:
— Вы правы, Федор Максимович. Еще неясно, как поведет себя Коровин, когда узнает, что ваш отец, а его земляк, попал в плен. Нет, вы ему пока не говорите. Впрочем, решайте сами…
Они еще какое-то время беседовали о море, о кораблях. Штурман признался, что ему давно хочется побывать на теперешней подводной лодке, они наверное, более совершенны по сравнению с теми, на которых ему довелось служить.
— Пожалуй, в самых общих чертах я смогу показать вам свою субмарину.
— А это возможно? — обрадовался Астахов. — Я знаю, что на лодки посторонних не пускают?
— Вернетесь из рейса, и мы попробуем это сделать. Я поставлю в известность комбрига, и вам дадут «добро».
— Заранее благодарен вам, Федор Максимович…
У себя в номере Астахов разделся, попросил горничную принести ему чай, а когда остался один, вскрыл конверт и прочел письмо. «Федор Астахов, штурман с «Ориона», сказал мне, что ты попал в плен, потом оказался в Норвегии, в Тронхейме. Так ли это?..» Астахов задумался. Естественно, Климову хочется знать больше, как его отец очутился в плену. Это понятно. И все же есть надежда, что после того, как он получит от отца ответ — а он его получит непременно, — будет возможность побывать у Климова на его подводной лодке. Да, ради этого стоит потрудиться!..
Капитан 3-го ранга Климов возвратился домой в хорошем расположении духа. Дарья это заметила. Она подала ему ужин, села за стол напротив него, подперев ладонями подбородок.
— А где Петька? — спросил Федор.
— У них сегодня школьная экскурсия на рыболовный траулер. А у тебя снова была встреча с Астаховым? Ты такой веселый…
— Угадала… — И все же Федор умолчал о том, что передал штурману письмо для отца.
— Ты доверяешь Астахову? — спросила Дарья.