Мгле, Ртути, Менестрелии темной, в силу схожести их характеров, всегда нужны были тайм-ауты от окружающей их действительности. Их спасали долгие прогулки в одиночестве под что-нибудь не сильно жизнерадостное в плеере. Постепенно прогулки перенеслись на кладбище, где им никто не мешал. Там они и познакомились с остальными готами.
Скорпиону, когда он просыпался, казалось, что на губах у него привкус крови, а на теле он находил ссадины. Ему стало казаться, что во сне он где-то летает и, возможно, в обществе вампиров. Пытаясь найти себе подобных, он и вышел на группу готов-«вампиров».
Черному Ангелу и Микантаре в мировоззрении готов нравилась свобода от предрассудков и стереотипов.
Азазель и Багира, в свое время, перенесшие расставания с любимыми людьми, теперь черпали энергию в депрессии и мрачных мыслях.
После знакомства на кладбище Антона стали приглашать на сборы готов и однажды даже дали на Бале Вампиров роль Палача, нарядив в соответствующий костюм. Это был незабываемый вечер!
В узких проходах меж могил чинно двигались парни и девушки в черно-красных нарядах. Они подходили к беседке, где на самодельных тронах царственно возвышались Черный Ангел и Микантара. Два Палача скрещивали большие топоры у входа и разводили их в стороны при приближении очередного «верноподданного». Готу, допущенному в беседку, разрешалось поприветствовать своих главарей укусом в шею. Это была своеобразная игра, в которой все с удовольствием участвовали.
Однако, на этом Балу Вампиров произошло событие, которое настолько разозлило Антона, что он решил отомстить всей компании за насмешки над собой. В разгар представления, Черный Ангел объявил, что сегодня посвятит в готы еще одного новичка. Узнав об этом, Антон подошел к главарю с просьбой посвятить и его тоже, однако, тот коротко бросил: «Рано!».
Антон стоял за спинами парней и девушек и с завистью смотрел на парня, которого поставили в центр одной из могил.
Обряд был просто потрясающим! Череп вынес вперед черного кота и на глазах всех зарезал его, а затем начал его кровью рисовать на могиле пентаграмму, смотрящую своими острыми углами на запад. В лучах и углах пентаграммы Мгла и Ртуть поставили десять черных свечей и три свечи в центре.
Новичок повернулся лицом на запад и стал повторять за черепом текст Посвящения. В конце черной молитвы Мгла сказала ему, что надо закрепить Посвящение и протянула ему лезвие. Парень надрезал ладонь и пролил несколько капель в центр пентаграммы. Отныне, как истинного гота, его будут звать новым именем – Койот.
У Антона все кипело внутри. Он не мог понять, почему все игнорируют его. Когда при встрече он пытался укусить кого-нибудь в шею, его тут же брезгливо отталкивали. И эта постоянная усмешка на лицах ребят, и это обидное прозвище Малыш! Надо же, его опять не захотели посвящать, а приняли в свою компанию какого-то новенького придурка!
Но ничего, он заставит всю эту самоуверенную компанию уважать себя! Что они о себе возомнили? Они могут лишь чесать языки, рассуждая о смерти и потустороннем мире! В то время, как в доме Антона почти каждую ночь, благодаря отцу-медиуму, бродят духи мертвых. И уж он то, Антон, больше всех достоин быть готом, зная с детства о духах не понаслышке!
* * *
Отец Антона действительно был медиумом, и, сколько парень помнил себя, у них в доме постоянно «гостили» духи мертвых, которых вызывал отец. Может потому парень и заинтересовался готами, что разговоры о смерти у них в доме было делом обычным.
Когда-то давно отец, будучи еще молодым врачом, увлекся теорией средневекового врача Парацельса, который лечил болезни людей при помощи зеркал. Парацельс усаживал пришедших на прием перед зеркалом и по тому, как запотевала его поверхность от дыхания человека, определял, чем тот болен. С помощью заклинаний и магических формул Парацельс начинал «уговаривать» темные энергии недуга перейти в отражение, посаженного перед зеркалом человека. Отправляя, таким образом, болезни в двойника, глядящего из Зазеркалья, врач излечивал своих пациентов.
Уже тогда отец начал экспериментировать с зеркалами и стал нести их в дом, все новые и новые. Он устанавливал их у себя в кабинете под разными углами, используя возможности освещения: то яркого, слепящего, то слабого, идущего от пламени свечей. Отец мог подолгу сидеть в кабинете, пристально всматриваясь в зеркальную поверхность, ища в ней что-то, лишь ему ведомое. Его кабинет был завален современными монографиями ученых и древними магическими книгами, которые он находил на «книжных развалах» и в букинистических магазинах. Порой он не выходил из кабинета до рассвета, отправляясь утром на работу с красными от бессонницы глазами и осунувшимся лицом. Постепенно мужчина все больше и больше отходил от врачебной практики, пока не бросил ее совсем, объявив себя медиумом.
С этого времени спокойная жизнь в доме закончилась. По ночам в дом потянулись посторонние люди в черном. Отец вел прием с полуночи до трех часов ночи. В это время, говорил он, наступает дьявольское время, и в зеркалах открывается дверь в потусторонний мир. В это верили и люди, приходившие к отцу, умоляя его вызвать духов их умерших родственников, по которым они тосковали. Вероятно, отцу, с помощью магических формул, все же удавалось приоткрыть эту дверь, потому что поток посетителей к медиуму не иссякал.
Еще будучи ребенком, Антон тянулся ко всему таинственному, непонятному. Да и кто в детстве не собирался со своими друзьями в темных комнатах и не рассказывал с придыханием в голосе страшные истории, пугая не только товарищей, но и себя? Чего только стоит этот зловещий шепот, идущий в темноте от мальчишки лет семи: «В одной черной, черной комнате, за черным, черным диваном… жила черная, черная рука». И как замирало в сладостном ужасе сердце и, казалось, что ужасная черная рука уже тянется к тебе, чтобы утащить туда, где черным-черно. И если в этот миг в комнату заходил кто-то из родителей и включал свет, то слышал визг напуганных детей, которые смотрели на него расширенными от ужаса глазами.
Когда Антон чуть-чуть подрос, эти страшные истории стали казаться ему детскими шалостями. Он открыл для себя кое-что интереснее. Теперь частенько он не засыпал ночью, ожидая, пока из дома уйдут гости, а отец отправится в спальню. Тогда подросток тихонько пробирался в кабинет отца. Не зажигая свет, чтобы не привлечь внимание родителей, он садился на пол у зеркал и слушал. Там, в глубине, за их серебряной поверхностью, таились звуки: тихий шелест голосов невидимых сущностей, их печальные вздохи, стоны и всхлипывания. Как будто после ухода посетителей духи умерших родственников не уходили сразу в бездну Зазеркалья, а оставались на какое-то время здесь, рядом. Правда, у Антона никогда не хватало мужества зажечь свечу и посмотреть в зеркала, чтобы увидеть эти сущности. Ведь даже от их тихих голосов, казалось, леденело все тело. Ужас сковывал сердце, руки и ноги, которые не хотели слушаться, подросток буквально уползал из кабинета отца и еще долго не мог заснуть в своей комнате, вздрагивая от каждого шороха. Но проходило несколько дней, и он снова крался в темноте к страшной комнате. Она неудержимо манила его.