– А если рядом окажется еще кто-то?
– В смысле – какой ни то ее местный ухажер? Что ж мы с тобой, не звездоходы?
– Да нет. Кто-то такой же… яркий.
– Ну и прекрасно. Двое «Сатурнов» – не один «Сатурн». А четверо – не трое. Даже если не все из них «Сатурны».
– Перед полетом не следует расслабляться.
– Это точно, – согласился Стас и вздохнул. – Хорошо, что Рашуля летит с нами, а не остается. Это был бы удар. Я бы в миг расслабился… Не будем поэтому отвлекаться на местных валькирий. Будем отвлекаться исключительно на членов нашего доблестного экипажа.
– В тебе говорит трюмный патриотизм.
– Еще бы! А в тебе ничего такого не говорит?
– Только чувство голода. И еще, пожалуй, острое желание утопить тебя в душевой. Ты хотя бы знаешь, кто такие валькирии?
– Разумеется, нет. И это не важно. Главное, что я слышал о них.
– Что, что ты о них слышал?!
– М-мм… «Полет валькирий» Вагнера. Куда-то они там летели. Слово красивое. Весомое. Я не специалист по словам. Я даже до этого дня не знал глагола «выпендриваться». А теперь знаю и буду им злоупотреблять. Ты пока еще что-нибудь подготовь из своего богатого лексического запаса.
– Куда идем-то? – повторил Костя недовольно. – В пилотский буфет или в бар при шлюзах?
– Держи, – Ертаулов покопался в карманах и кинул ему дольку «манны небесной», субмолекулярного пищевого концентрата в серебристой обертке. – Очень похоже на вяленую дыню, о которой ты только что распространялся. Только глотай не жуя. Иначе не тот эффект.
Костя развернул обертку и сунул янтарно-желтую пластинку в рот.
– Скорее на переспелый банан, – заметил он глубокомысленно.
– Теперь до ужина мы сыты, – произнес Ертаулов. – А вечером, старшой, пойдем не в буфет, не в бар с их дурацкими автоматами, а в ресторан. Музыку послушаем, попляшем со здешними сильфидами. Рашуля наверняка там будет. Боже, какая девушка!.. Давай, что ли, программу к приходу мастера набросаем.
– Угу, – сказал Кратов и с сожалением проглотил дольку. – Мастер обещал нам трое суток полета. А на Земле, помнится, говорили о полутора.
– На Земле нам сулили не мини-трамп, а большой блимп. И не базу «Антарес», а всего-навсего Сириус. Как ты понимаешь, это совсем другое дело. Видно, что-то у них там изменилось.
– Надо было спросить у мастера…
– А какая разница?
Костя подумал.
– В сущности, никакой, – сказал он неуверенно, потому что вдруг где-то в самой глубине души, подсознательно, ощутил, что разница все же есть. Не для Стаса, не для красавицы Рашули, а именно для него одного. Но в чем она состоит, понять так и не смог. – Антарес так Антарес. Что мы, Сириуса не видели?
– К тому же, пять тысяч энектов – не три тысячи. А три вахты с Рашулей – это не одна вахта с Рашулей. С такой девушкой!.. Как ты считаешь, звездоход?
– Угу, – пробормотал Костя, хмурясь. Ему не очень-то нравилось его состояние. Он не придумал ничего лучшего, чем укрыться за маской уставных отношений и рявкнуть металлическим голосом: – Разговоры, Третий! Приступить к вводу!
– Понял, Второй, приступаем, – с готовностью ответил Стас. – Исходная: Старая База, конечная: база «Антарес». Дистанция пятьдесят два парсека. Режим хода нормальный. Продолжительность хода по бортовому времени семьдесят часов. Из них хода в экзометрии пятьдесят часов. Поправки, Второй?
– Три точки гравитационных возмущений, – сказал Костя. – Две черных дыры и область активности астрархов.
– Понял, Второй, – казенным голосом объявил Ертаулов. И тут же съехал на обычный тон. – А что там за астрархи такие?
– Вот здесь, – Кратов высветил на экране карту звездного неба. – Строят шаровое скопление. Подробностей они мне, понятно, не докладывали.
– Поправку принял, – сказал Стас. – Насчет подробностей.
– Р-разговоры! – снова лязгнул Кратов.
– Выпендриваетесь, Второй, – не утерпел Ертаулов.
До прихода мастера они почти закончили работу. Явившийся к четырнадцати часам по бортовому времени Пазур, храня на коричневом лице гримасу недовольства, молча сел в свое кресло, прослушал доклад Кратова и слегка кивнул. Пальцы его, тонкие и длинные, как у музыканта, легли на пульт. Кратов бросил короткий взгляд за спину. Инженер-навигатор Зоравица была на месте и внимала тому, как Стас комментировал бегущую по экранам программу полета. Но улыбнуться Косте она все же успела.
– Это что? – нарушил молчание Пазур и остановил кадр.
– Астрархи, Первый, – сказал Ертаулов. – Согласно информации второго навигатора.
– Гм, – Пазур помрачнел. – Второй, с чего вы взяли, что здесь астрархи?
– Позавчера… – краснея, сказал Костя. – В сводке новостей…
– Тоже мне источник, – буркнул мастер. Он убрал программу с экрана. – Вызовите лоцию, да поживее.
Костя, закусив губу, набрал вызов. Перед ним вспыхнула расчерченная светящимися линиями изограв и прошитая стежками трасс карта участка пространства между Солнцем и Антаресом. Судя по лоции, там все было тихо. Никаких астрархов. Две черные дыры, разумеется, присутствовали на своих местах.
– Жду объяснений, Второй, – сказал Пазур.
Кратов молчал. Рядом виновато сопел Стас.
– Третий, ваш комментарий?
– Вины с себя не снимаю, – промямлил Ертаулов. – Готов искупить кровью…
– Сдалась мне ваша кровь, – хмыкнул Пазур. – Обоим замечание, – Кратов приподнял повинную голову, над которой вдруг истаял секущий меч. – За отсутствие должной уверенности в плодах своего труда. И за неумение пользоваться лоцией, – мастер не глядя ткнул пальцем в сенсор, и на злосчастную карту наложилась объемная проекция гравитационного пузыря. – Второй прав. Лоция составляется на века и весьма консервативна. Чтобы внести в нее изменения, нужно специальное решение Навигационной комиссии. А до такового решения существует особый раздел лоции, именуемый «Оперативные поправки». Будем полагать, что вы от испуга забыли о том, как вызывать его на экран. А сводка новостей никогда не была для навигатора основанием к коррекции курса. Вы поняли меня, Второй?
– Угу, – сказал Костя.
– Это не ответ звездохода! – зарычал Пазур.
– Понял, Первый! – рявкнул Кратов. – Впредь обязуюсь перед вылетом не просматривать новостей!
Рашида тихонько хихикнула – так, чтобы ее услышал только Костя.
– Продолжайте, Третий, – благосклонно молвил Пазур.
Ертаулов шумно, с большим облегчением вздохнул.
3.
Диспетчерский пункт, металлический шар в облицовке из сверхпрочной керамики, был далеко вынесен за пределы базы, словно рачий глаз на стебельке. Отсюда весь «гиппогриф» был виден как на ладони.
