— А ты что-нибудь рассказал ей о наших делах? — спросил Масклин.
— Нет. Она не спрашивала, — ответил Талисман.
— А как мы сядем на этих птиц?
Шраб сунула пальцы в рот и засвистела. К берегу подковыляли полдюжины гусей. Вблизи они казались просто огромными.
— Где-то я читал о гусях, — сказал Гердер в каком-то смутном ужасе. — Там было сказано, что одним ударом своего клюва они могут перебить человеческую руку.
— Ударом крыла, — поправил его Ангало, глядя на огромных серых птиц, возвышающихся над ним. — Ударом крыла, а не клюва.
— И уж если соблюдать точность, то это могут делать только лебеди, — негромко поправил Масклин. — А гуси — существа мирные, чуть что — пугаются.
Гердер посмотрел на длинную шею, которая раскачивалась над ним взад и вперед.
— Вот уж не подумал бы! — сказал он.
Много времени спустя, когда Масклин взялся писать историю своей жизни, он описал этот полет как самое страшное из всего, что ему довелось пережить; к тому же, добавил он, еще никогда в своей жизни он не летал так высоко и стремительно.
Ему возражали: но ведь ты же сам писал, Масклин, что самолет летел быстрее звука да так высоко, что внизу даже не было видно земли.
В том-то все и дело, отвечал он. Самолет летит так быстро, что ты даже не чувствуешь быстроты, и так высоко, что ты даже не чувствуешь высоты. И это происходит как бы само по себе. «Конкорд» словно бы создан для полета. На земле он совсем не смотрится.
А что до гусей — те казались не более приспособленными для полета в небесах, чем подушки. Они не взмывали в небо и не играли с облаками, как самолет. Нет, они побежали по берегу, отчаянно молотя воздух крыльями, и, хотя казалось, что они никогда не взлетят, все же поднялись над землей. Озеро провалилось вниз, и птицы стали набирать высоту, медленно, словно их забыли смазать, взмахивая крыльями.
Спроси его кто-нибудь, Масклин охотно признал бы, что ничего не понимает в сложных реактивных самолетах, поэтому, летая на них, он не испытывал никакого страха. Но он знал кое-что о силе мышц, и мысль о том, что его поддерживают в воздухе только сильные мускулы, не внушала ему спокойствия.
Каждый из гусей нес на себе по одному путнику и одному флоридцу. Полетом, насколько мог видеть Масклин, управляла Шраб, сидевшая на шее переднего гуся. Остальные гуси следовали за вожаком правильным клином.
Масклин зарылся поглубже в оперение. Лететь было достаточно удобно, хотя воздух и был прохладным. Позднее он узнал, что флоридцы даже спали на летящих гусях. Масклину о таком было страшно даже подумать.
Высунув голову, он увидел, как под ним, далеко внизу, проносятся деревья — слишком быстро, как ему показалось, — и снова уткнулся в оперение.
— Долго еще нам лететь, Талисман? — спросил он.
— По моим расчетам мы должны прибыть на космодром за час до запуска.
— Как ты думаешь, между запусками и закусками есть что-нибудь общее? — задумчиво спросил Масклин.
— Нет.
— Жаль… Как нам забраться в ракетоплан? Есть ли у тебя на этот счет какие-нибудь соображения?
— Это почти невозможно, — ответил Талисман.
— Так я и думал.
— Но вы можете воспользоваться МНОЙ, — добавил Талисман.
— Да, но как? Привязать тебя снаружи?
— Нет. Просто поднести достаточно близко, и я сделаю все остальное.
— Что остальное?
— Вызову Космический Корабль.
— Да, но где этот Корабль? Неужели его не расколошматили все эти спутники и метеориты?
— Нет, он ожидает.
— Иногда ты оказываешь неоценимую помощь.
— Спасибо на добром слове.
— Вообще-то это была ирония.
— Знаю.
Масклин заслышал позади себя шорох. Это выглянул из-под гусиных перьев его спутник. Тот самый флоридский паренек, которого он видел вместе со Шраб. До сих пор малый ничего не говорил, только молча смотрел на Масклина и Талисман. Но на этот раз он улыбнулся и произнес несколько слов.
— Он хочет знать, не укачивает ли тебя, — перевел Талисман.
— Я чувствую себя хорошо, — солгал Масклин. — Как его зовут?
— Пион. Он старший сын Шраб.
Пион опять ободряюще улыбнулся.
— Он спрашивает, каково это — летать на реактивном самолете? Говорит, наверное, захватывающее ощущение. Они иногда видят самолеты, но держатся от них подальше.
Гусь метнулся в сторону. Масклин вцепился в него изо всех сил.
— Должно быть, это куда более волнующе, чем летать на гусях, — продолжал переводить Талисман.
— Не знаю, — неуверенно отозвался Масклин, борясь с тошнотой.
Приземление прошло гораздо хуже, чем взлет. Потом Масклину объяснили, что лучше всего, когда гуси садятся на воду. Но Шраб велела им опуститься на землю, вопреки желанию гусей, которым пришлось, зависнув воздухе почти вертикально, яростно хлопать крыльями, прежде чем сесть.
Пион помог Масклину спуститься. Масклину показалось, что земля под ним слегка покачивается. К нему, пошатываясь, шли другие путешественники.
— До чего же она была близка, земля, — вздохнул Ангало. — А никто не обращал на это внимания. — И он опустился на колени. — А как гуси трубят во время полета! — продолжал он. — Как они виляют из стороны в сторону! И тела у них такие пупырчатые под перьями!
Масклин скрестил руки на груди, ожидая, пока мышцы смогут расслабиться после долгого напряжения.
Земля вокруг них почти не отличалась от того места, откуда они прилетели, разве что растительность была пониже, и не было видно никакой воды.
— Шраб говорит, что гуси не могут подлететь ближе, — сказал Талисман. — Слишком опасно.
Шраб кивнула и показала на горизонт. Там возвышалась узкая белая башня.
— Ракета? — спросил Масклин.
— Ракета? — спросил Ангало.
— Да.
— На вид не очень-то большая, — спокойно сказал Гердер.
— Она достаточно далеко, — ответил Масклин.
— Я вижу вертолеты, — сказал Ангало. — Неудивительно, что Шраб не захотела, чтобы гуси подлетели поближе.
— Мы должны спешить, — сказал Масклин. — У нас всего час, этого едва хватит. Я думаю, нам надо проститься здесь со Шраб. Объясни, пожалуйста, Талисман. Скажи ей… что мы постараемся ее найти. Потом. Если все будет в порядке, разумеется.
— Если, конечно, это «потом» наступит, — добавил Гердер.
Выглядел аббат ужасно, точно плохо отстиранное кухонное полотенце.
Когда Талисман закончил переводить, Шраб кивнула и вытолкнула вперед Пиона.
