Я наблюдаю, как Марио осторожно размешивает шампанское в клубничной мякоти, не лопнув и пузырька. Он же не может мне понравиться, правда? Я бы и спрашивать не стала, если бы он не смотрел на меня так. Но, учитывая то, что я ему вроде бы уже понравилась, нужно свериться с показаниями собственного сердца — просто чтобы убедиться, что он ничего не замышляет. Он берет две маленькие квадратные коктейльные салфеточки и кладет их на стойку передо мной и перед мамой под одинаковыми углами. Нет, не может, с облегчением понимаю я. Все эти ритуальные манипуляции с напитками начинают меня раздражать.
— Как это называется? — спрашивает мама, беря, наконец, своей изящной рукой бокал с шипучей розоватой массой.
— Это называется «Ким»? — говорит Марио обыденным тоном.
Мы с мамой переглядываемся с понимающим видом:
— А завтра оно называется «Аманда», а послезавтра — «Изабелла»!
Марио делает наигранно-обиженное лицо.
Мы смеемся и говорим ему:
— Salute! — и синхронно отпиваем.
М-м-м… Благодать. У нас тут же розовеют щеки. Ко второму бокалу мама решила, что мы с ней лучше всех в заведении одеты для «нашего первого вечера». Она уже успела раскритиковать в пух и прах всех присутствующих: слишком вычурно — прямо Кармен Миранда, слишком скучно — прямо Кейт Ад и, слишком много драпировки — прямо Ануска Хемпель. Прежде я никогда не видела, чтобы мама с такой легкостью и удовольствием выпускала на волю свою стервозную половину, это меня рассмешило, и я хохотала, пока живот не заболел. Марио смотрел на нас с легким неодобрением. Когда он предложил нам печенье, мне показалось, он считает, будто нам стоит закусывать. (Печенье он произносит как «пи-че-не», так что мы с мамой опять начинаем хихикать.)
— У вас нет «Ринго»? — спрашиваю я, вспоминая Нино.
— Нет, — хмурится он.
— Но вы ведь о нем слышали?
— Конечно, но оно сладкое, а у меня только соленое. — Он достает жестяную коробку и высыпает на тарелку горку сухого пряного печенья.
— М-м-м, зеленые — со вкусом песто, — говорит мама, отправляя партию зеленых ромбиков в рот. — Я их любила в детстве.
Белые похожи на узелки из хлебного теста и совершенно безвкусные. Мы с мамой одновременно тянемся к последней из зеленых.
— Бери!
— Бери ты!
— Нет, я уже и так съела больше половины.
— Но они же твои любимые!
Марио тяжело вздыхает и снова открывает коробку, на этот раз аккуратно выбирая оттуда палочкой для коктейля только зеленое печенье.
— Я это делаю только ради вас.
Может, дело в выпивке, но я вдруг замечаю, что Марио сильно похож на актера Жана Рено.
— Из «Леона»? — спрашивает он с довольным видом. — Он очень… мужественный, да?
— Да, — говорю я громко. «И носатый», — добавляю про себя.
Подходит официант с серебряным подносом, извиняется, что прервал нас, и заказывает:
— «Кампари» для номера 115.
— Она говорит, я похож на кинозвезду! — говорит Марио официанту по-итальянски, наливая напиток в бокал. Официант окидывает меня взглядом.
— Если тебя клонировать, Марио, все женщины на свете будут счастливы.
— Ой, нам пора — я заказала столик на восемь тридцать, — мы уже почти опаздываем! — ахает мама, допивая свой коктейль одним глотком.
— Вы не едите здесь, в отеле? — огорчается Марио.
— Мы сегодня ужинаем в «Ристоранте Фаральони», — говорит мама и спрашивает меня: — Как мое произношение?
— Perfecto.[48]— отвечаю я.
— Увидимся позже? — Марио почти бегом догоняет нас и трясет меня за плечо. — Я заканчиваю в полночь. Я устрою тебе экскурсию по острову, да?
— Э… я… м-м… — мнусь я.
— Очень милая прогулка, я знаю место…
Боже! Ну, куда девается слово «нет», когда оно мне так нужно?
— В очередь. Марио, — вмешивается мама. — Сегодня я ее персональный гид!
Никогда на меня не было такого спроса.
Неизведанным путем мы выходим из отеля, и я благодарю маму за то, что она вмешалась в разговор с Марио.
— Я не знала, что сказать, — меня уже давно никуда не приглашали.
— Я знала, что порочная сущность женщин семьи Риз рано или поздно проснется в тебе! — смеется она.
— Уверена, ты хотела сказать комплимент, — говорю я.
— Конечно! — отвечает мама, хватая меня за руку. — Смотри, я хотела показать тебе вот это…
Мы останавливаемся у витрины магазинчика и взираем на мириады серебряных цилиндров, трубочек и стеклянных бутыльков, расставленные вдоль стен.
— Вдохни! — инструктирует мама. — Что ты чувствуешь?
— Лимон, — начинаю я.
— Конечно, это же Капри.
— Апельсин, персик…
— Да… — подбадривает она.
Я задумываюсь на секунду.
— Сандаловое дерево?
— У тебя всегда было хорошее обоняние, — смеется мама и щиплет меня за нос. — А цветы можешь назвать?
— Ландыш и… — Я еще раз вдыхаю. — Определенно жасмин!
— Очень хорошо.
— Это парфюмерная лавка?
— Не просто парфюмерная лавка, это та самая «Картузиа»! — торжественно говорит мама. — Легенда гласит, что в тысяча триста восьмидесятом году королева Джованна д'Анджио посетила монастырь Святого Иакова…
— Вон тот? — спрашиваю я, показывая в сторону отеля.
— Тот самый! — кивает она и продолжает: — Отец настоятель хотел, чтобы королева почувствовала, что она здесь дорогая гостья, поэтому он собрал самые прекрасные цветы острова и сделал для нее букет. Воду не меняли три дня, а потом, когда цветы выбросили, он заметил, что вода приобрела притягательный аромат. Он отнес эту воду к отцу алхимику — и это были первые на Капри Духи.
— Какая прелесть, — говорю я, хотя сомневаюсь, что мне бы захотелось разливать во флаконы какую-нибудь воду из-под цветов. По крайней мере, тех, что мне в жизни попадались.
— Твой дедушка пользовался мужскими духами, — улыбается мама. — Я покупала их ему на каждый день рождения. Их делали из дикой малины и корабельного дуба. В тот день, когда мы с бабушкой Кармелой уехали, я вылила немного его духов на манжет моего кардигана, чтобы вдыхать это запах и думать об отце. — Голос у нее дрожит.
— Это тот маленький синий шерстяной кардиган, который висит в шкафу? — спрашиваю я.
Она кивает.
А я все понять не могла. Он не подходил ни к одной из ее вещей, но пережил все переезды и весенние уборки.
