Нейша отпивает глоток. Капля падает на стол. Расплывается по пластиковой поверхности с рисунком из мелких крапинок. Крошечное озерцо. Всего-навсего капля. Я стираю ее пальцем, а голова наполняется его голосом.
«Не слушай эту суку».
В ушах звучит его голос. Ноздри щиплет от озерной воды. Меня прошибает озноб.
Вытираю палец о ткань джинсов, и все замолкает. Я прав насчет воды. Наверняка прав.
Нейша снова подносит стакан к губам. При виде воды, что льется из стакана в ее рот, у меня схватывает живот. Вода. В кране, в озере, на ее губах, у меня во рту. У женщин нет кадыка, но я вижу, как подымается и опускается кожа на ее горле, когда она глотает. Потом я замечаю еще кое-что: ярко-красную полоску на шее, там, где цепочка медальона вреза́лась в кожу.
Ей нельзя пить эту воду. Я выхватываю стакан. Нейша удивлена и даже не противится.
– В чем дело? – растерянно спрашивает она.
– Не пей эту воду.
– Почему?
– Стакан грязный. Я только сейчас увидел.
Ставлю стакан в мойку.
Нейша отодвигает стул, но пока не встает.
– Я, пожалуй, пойду.
Она кусает нижнюю губу. Я знаю: хочет еще что-то сказать. Я жду. Между нами повисает тишина.
– Карл, я знаю, каково тебе сейчас. Если ты его убил, то совершил ужасный поступок. Но сделал это, чтобы предупредить другое зло. И я тебе искренне благодарна.
Нейша смотрит вниз. Ее руки сцеплены на коленях. Пока она говорит, ее пальцы белеют от напряжения. Того и гляди, руки себе сломает.
– Ты хороший человек. Мне надо было прислушиваться к тебе и с самого начала держаться от него подальше. Ты не один, кто виноват. Часть вины лежит и на мне.
– Как это понимать? – удивляюсь я. – Ты ни в чем не виновата. Он пытался тебя убить.
– Я его довела.
– Что?
– Я очень сильно на него давила.
Нейша бросает на меня быстрый взгляд и снова опускает глаза.
– Не понимаю.
И я не вру.
– А ты совсем ничего не помнишь? – со вздохом спрашивает она.
– Я, наверное, скоро свихнусь от всех этих провалов в памяти!
Я почти кричу, и она настораживается. Снова кусает губу. Потом едва слышно говорит:
– Я ему угрожала. Грозила раскрыть его секреты. Тогда бы ему не поздоровилось.
Глава 13
– Уже не помню, сколько раз я пыталась с ним порвать, но всегда возвращалась. Он извинялся, твердил, что сам себе не рад. И я каждый раз ему верила. Верила, что он действительно раскаивается. Когда становилось совсем невыносимо, говорила с тобой. Ты всегда был рядом. Выслушивал меня. Но Роб думал, что мы не просто общаемся. Он был ревнив, очень ревнив. Я пыталась объяснить, что все подозрения лишь плод его фантазии, но он приходил в ярость. Тогда я поняла, что должна с ним расстаться раз и навсегда. Я сказала: если он опять появится, расскажу о том, что мне известно. И тогда он загремит в тюрьму.
– А что тебе известно? – спрашиваю я.
Ее рука тянется к шее.
– Он подарил мне медальон и рассказал, при каких обстоятельствах тот к нему попал. Это ты помнишь?
Я киваю.
– Это медальон старухи. Она умерла.
– Об этом знали только я, ты и Роб, – продолжает Нейша. – Я пригрозила Робу, что сообщу в полицию, если он не отстанет.
– Но зачем? Зачем было угрожать ему? Разве ты не могла просто оборвать отношения и больше с ним не встречаться?
Она тихо фыркает.
– На словах все легко. Но город маленький. Куда ни пойдешь, что ни сделаешь – всем сразу становится известно. Тогда надо сидеть дома затворницей. Я и это пробовала.
– Значит, он хотел закрыть тебе рот и потому он…
Она кивает:
– Да. К тому же не забывай о ревности. Он думал, что ты… что мы… ты понимаешь… за его спиной.
– Но мы… между нами ничего не было. Так ведь? И еще, Нейша: он не убивал старуху. Я расскажу, что произошло. Роб убил собаку. Старуха увидела мертвого пса и подняла крик. А потом вдруг… упала на пол и затихла. Я возненавидел Роба за то, что он заставил меня пойти с ним грабить дом Гарри. Просто я знал, где у них лежат ценности. Но он ее не убивал.
Нейша пристально смотрит на меня.
– Роб мне рассказывал по-другому. Сказал, что прикончил старуху. Это его слова: «Я ее прикончил». А у нас с тобой ничего не было. Ты слишком хорош для идиотки вроде меня. Мы были просто друзьями.
Я тереблю волосы, начиная сомневаться в том, что мне удалось вспомнить.
– Я тогда чего-то не понимаю. Если Роб сказал, что убил старуху, почему ты осталась с ним? Почему столько раз возвращалась к нему? Неужели из-за снимков?
Нейша вздыхает. Упирается локтями в стол, обхватывает голову и смотрит на меня.
– Нет, это было ближе к концу. Я не знаю. Не знаю.
Она знает. Просто не говорит.
– Ты считала его убийцей и вернулась к нему…
У нее на ресницах блестят слезы. Я не хочу, чтобы она плакала. Надо ее как-то поддержать. Обнять, что ли? Но мне необходимо знать.
– Нейша, ты к нему вернулась. Почему?
Она поднимает голову. Губы плотно сжаты.
– Я боялась. Он грозился меня убить, если я его брошу. Я знала: он может. Он был жестоким. Ты видел, как он обращался со мной.
Красная полоса вокруг шеи.
– Ты про озеро?
– И до озера. Потому мы с тобой и сблизились. Карл, я сама была виновата.
Сквозь макияж просвечивает ссадина на щеке. Темная, которую не больно-то спрячешь.
– Нет, ты ни при чем. Ты не заставляла себя бить. Не выгораживай его.
– Я его разозлила. Говорила ему под руку. Он требовал замолчать.
– Нейша, он родился злым на весь мир. Уж я-то знаю, можешь мне верить.
Вот и еще один провал в памяти заполняется.
Нейша тянется ко лбу, сдавливает виски.
– Дело не только в старухе. Он бил тебя. Помнишь? Делал тебе больно.
Из прихожей слышится шум. Шарканье по полу. Мы с Нейшей вопросительно переглядываемся. Я вскакиваю, выбегаю в прихожую. Мама склонилась над кипой журналов.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня. Покраснела. Ясно. Мама подслушивала. Давно ли она здесь? И много ли слышала?
– Я вот собралась… собралась сдать их в макулатуру.
Нейша тоже выходит в коридор.
– Мне пора домой.
