– Боюсь, что нет. Этот суп очень не похож на те, к которым я привыкла. Из чего он?
Тревис не донес ложку до рта и улыбнулся:
– Это бамия с крабом. Я рад, что вам нравится.
Перед тем как проглотить вторую ложку, Брук подула на нее. Тревис и Элиза увлеклись разговором, давая Брук возможность наблюдать за ними из-под опущенных ресниц. В этот вечер Тревис как будто расслабился. Может быть, присутствие в доме ребенка благотворно влияло на него. Действительно, Элиза, казалось, хорошо действовала на Тревиса.
Каждая ложка супа была вкуснее предыдущей.
– Я чувствую вкус краба и многих специй, некоторые из них мне незнакомы, – заметила Брук.
– Должен признаться, это одно из моих любимых блюд, – сказал Тревис и взял длинную булку свежеиспеченного французского хлеба. Он предложил его дамам и взял ломтик для себя.
С каждым вносимым блюдом Брук убеждалась, что Проспер не хвастался своими кулинарными способностями. Он говорил правду. Он был превосходным поваром.
Наконец внесли десерт. Перед ними поставили торт с замороженным сливочным кремом, уложенным, по меньшей мере, в четыре слоя. От одного его вида у Брук потекли слюнки, а его вкус не разочаровал ее.
Когда Брук проглотила последний кусочек, она вздохнула:
– По-моему, это самое вкусное из всего, что я когда-либо ела.
– Проспер замечательный повар, – подтвердил Тревис. – Он – лучшее из того, что досталось мне от отца.
– Не считая меня, – съязвила Брук.
Тревис не удостоил ее ответом.
– Я слышала о твоем отце, – сказала Элиза. – Мне так жаль. Ты грустишь? – спросила она, приписывая Тревису любовь к отцу, которой, как знала Брук, он не испытывал.
– Спасибо, детка. Я в порядке, – сказал он, не отвечая на ее вопрос. – А теперь скажи мне, как там твоя семья?
Брук отметила, как быстро он ушел от разговора о своем покойном отце. Тревис явно чувствовал себя неловко, когда о нем заходила речь.
Элиза пожала плечами:
– Как обычно.
– У тебя есть братья и сестры? – спросила Брук.
– У меня? – Элиза хихикнула. – У меня восемь братьев и сестер.
– В самом деле? – Брук изумила такая большая семья. – Спорю, ты не помнишь все их имена.
– Спорю, что помню, – заверила Элиза и начала перечислять: – Констанс, Маргерит, Фелисите, Мари, Николя, Жан, Гортенсия и Гертруда. Как видите, мне осталось немного места, и вот почему я попросилась приехать сюда и пожить у кузена Тревиса и тети Маргарет.
– Не могу представить такую большую семью, – заметила Брук.
Элиза вытерла губы льняной салфеткой.
– А у вас нет никаких братьев и сестер?
Брук покачала головой.
– Совсем никого, – сказала она с сожалением. – Только я одна. – Как бы сложилась ее жизнь, будь у нее заботливая семья? Этого она никогда не узнает.
– Звучит божественно, – со вздохом сказала Элиза. – Я хочу сказать, быть единственным ребенком – замечательно. Должно быть, я родилась не в той семье. – Она весело рассмеялась.
Разговор кузины давал Тревису массу сведений о его незваной гостье, поэтому он не затыкал ей рот, указывая на неуместность ее вопросов. Даже двенадцатилетние должны вести себя как леди… а не дерзкие девчонки.
– Можно мне выйти? – положив салфетку на стол, спросила Элиза, прерывая его размышления.
Тревис не сознавал, что сидит, уставившись на Брук, пока Элиза не перегнулась через стол и не тронула его за плечо.
– Кузен Тревис?
Он взглянул на девочку, которая, положив на руку подбородок, явно ожидала его ответа на какой-то вопрос.
– Что?
– Я спросила, – не сразу сказала она, чтобы казалось, что он заставил ее ждать, – можно мне выйти? День был длинный, и мне очень хочется спать.
Тревис кивнул, разрешая.
Элиза встала и поцеловала Тревиса в щеку.
– Доброй ночи, миссис Хэммонд, – сказала она, затем повернулась и вышла, оставив Брук и Тревиса наедине.
– Иногда я забываю, сколько от нее шума, – заметил Тревис, обращаясь скорее к себе, а не к Брук.
– По-моему, она восхитительна, – заметила Брук. – И здесь она как глоток свежего воздуха.
Тревис ответил саркастической улыбкой.
– По-моему, вы только что оскорбили меня.
Брук мило улыбнулась ему:
– Только если вы считаете правду оскорблением. Вы должны признать, что дух, царящий в этом доме, слишком мрачен.
– Вы можете уехать в любую минуту, – отомстил он.
В этот вечер Брук не хотела затевать ссору с Тревисом. У нее тоже был длинный день, поэтому она проигнорировала его колкость.
– Вы не позовете сюда Проспера?
На этот раз Тревис выполнил ее просьбу. Войдя в комнату, Проспер обратился к Тревису в ожидании распоряжений:
– Сэр?
Тревис указал на Брук:
– По-моему, с тобой хотела поговорить вот эта леди.
Проспер взглянул на нее и отвесил короткий, неглубокий поклон:
– Мадемуазель.
– Я всего лишь хотела вам сказать, что еще никогда не получала такого удовольствия от еды, – сказала она, прижимая руку к сердцу. – И с этого дня, Проспер, я ваша преданная поклонница. Вы – величайший из всех существующих поваров.
– Благодарю вас, – сказал он с самоуверенной улыбкой и легким кивком. – Думаю, найдется один, возможно два, которые лучше меня.
Брук рассмеялась:
– Им бы пришлось мне это доказать.
В ответ Проспер позволил себе усмехнуться и обратился к Тревису:
– Что-нибудь еще, сэр?
– Это все. – Тревис покачал головой. Когда повар вышел, он добавил: – Кажется, вы покорили его.
Брук встала, обошла стол и приблизилась к месту, где сидел Тревис.
– Но не хозяина дома?
Он отодвинулся от стола и впился в нее взглядом.
– А вы стремитесь покорить и меня?
Брук задумалась над ответом.
– Я бы хотела, чтобы мы… – она замолчала на минуту, – были друзьями.
Она потянулась к нему и в то же мгновение, словно молния ударила ее в руку, и Брук отдернула ее. Она заметила недоумевающий взгляд Тревиса и поняла, что он пережил то же самое. Брук едва не потеряла самообладание. Она чувствовала, как он отдаляется от нее. Его следующие слова убедительно это продемонстрировали.
