Поскольку это были уже вторые гонки, они должны были протекать более гладко, чем первые, однако в действительности получилось совсем по-иному.
Когда мы отправлялись из Сан-Педро к месту старта в открытом море, мотор не пожелал заводиться. После старта мы шли до Гонолулу на одних парусах и не успевали к месту старта. В результате мы были вынуждены обратиться за помощью, и служебный катер дотащил нас до места.
Но на этом наши беды не закончились. Когда из вежливости мы поставили за штурвал некоего Фостера — старичка из порта Гонолулу, принимавшего яхты, он оказался столь бездарен, что результат оказался весьма плачевным.
Мы миновали остров Санта Катарина, и тут в разрывах облаков показалось солнышко. Для разминки я решил поэкспериментировать с секстантом, но не тут-то было: хотя я переписал все эти формулы, но определить местоположение не мог. Хотя что значит не мог? Остров находился прямо передо мной, так что ничего хитрого в этом не было, но только полученные мной координаты абсолютно не совпадали с тем, что было обозначено на карте.
Я взял другой лист бумаги, повторил расчеты — с прежним результатом.
Я испугался и забеспокоился, но виду не подал. Связавшись со знакомым штурманом с «Читы», я спросил у него то, что могло быть, согласно моей догадке, причиной ошибки. А именно: чему соответствует 1 минута — одной обычной миле или одной морской миле?
Мой коллега расхохотался. «Если ты такие вопросы задаешь, как ты доплыть-то сумеешь?»
Он был, безусловно, прав, и я, попросив его не прерывать связь, тут же повторил все расчеты — с тем же самым результатом. Тут уж было не до смущения. Кроме него, никто меня не слышал. Я попросил того штурмана указать мне, где я совершил ошибку. В отличие от меня, он пользовался сложным секстантом типа Ёнэмура, так что из его объяснений я ничего не понял.
— Твой секстант — это детская игрушка, вряд ли тебе удастся переплыть океан, — безжалостно произнес он.
Тем не менее мне удалось успокоиться. Я повторял, что, если буду стараться, все у меня получится, а тут еще, к счастью, и солнце скрылось.
В следующие дни мы находились в холодном ответвлении течения Гумбольдта. Как ни странно, погода была солнечной, и я, тихонечко помолившись, доставал свой секстант — с тем же самым плачевным исходом.
Я стал ужасно бояться, что поскольку у меня ничего не выходит и я не могу определить координаты, то мы запросто можем проскочить мимо Гаваев. Если это действительно случится, то тогда придется идти против огромных волн, поднятых пассатом. Одна мысль об этом повергала меня в ужас.
Два дня кряду солнце не появлялось. Все это время мои товарищи задавали риторические вопросы, вроде: «Интересно, сколько мы уже прошли?». «Любопытно, а где мы сейчас находимся?» Их вопросы повергали меня в ужас.
На всякий случай на корме у нас находился лаг, но этот прибор неточен, и чем дальше ты плывешь, тем больше становится ошибка. Я думал о том, что опытные штурманы на других яхтах, чуть появится солнце, немедленно определяют свое местоположение и объявляют его на построении, и только мы пользуемся первобытным лагом и по скорости по-дурацки рассчитываем пройденное расстояние.
«Поскольку скорость у нас — целых восемь узлов, наверное, мы ушли далеко», — с гордостью сказал кто-то из наших. Его слова жгли мне сердце.
«Эй, штурман, солнце вышло!» Эти слова повергали меня в ужас. В таком случае иногда я делал вид, что сплю, иногда, пользуясь неосведомленностью творившего, отвечал: «Однократное измерение — это ерунда. Надо поймать солнце два раза подряд». Прибегал я и к другим хитростям.
Но вот однажды во второй половине дня совершенно неожиданно мы увидели другую яхту, которая участвовала в гонке. Я счел это за помощь небес и отправил человека на мачту, чтобы он выяснил номер на парусе той яхты. Если бы это удалось, можно было бы запросить по рации ее координаты и сравнить их с моими данными. Мера не радикальная, но это лучше, чем ничего.
Однако Небо не позволило мне схитрить, поскольку разглядеть в бинокль номер на парусе не удалось. Нам оставалось только одно: спуститься до широты Гонолулу и идти фордевиндом строго на запад. К счастью, в моих инструкциях обнаружилось указание на то, как определять широту по Полярной звезде. Этот способ сводился к тому, чтобы измерить секстантом угол Полярной звезды.
Сказать-то просто, но до какой степени удастся мой план? После того как мы спустились на широту Гонолулу, я абсолютно не понимал, на какой долготе мы находимся. И какое расстояние нужно проплыть этим самым фордевиндом? При сильном ветре фордевинд является опасным маневром, а кроме того, стоит лишь немного зазеваться во время шквала или ночью, как проскочишь мимо того места, куда тебе надо.
Случилась и еще одна неприятная вещь. Поскольку одного из членов нашего экипажа сильно укачало, мой младший брат Юдзиро мужественно отстоял вместо него всю ночную вахту. В результате он переохладился, у него обострилось хроническое воспаление аппендицита. Живот у него болел ужасно. Один из нас попробовал сделать ему в качающейся каюте прижигание моксой, но только толку никакого не было. Юдзиро терпел боль два полных дня, но его жизнь была в опасности. Пришлось вызывать на помощь корабль, который сопровождал регату.
Проблема состояла в том, чтобы обеспечить встречу двух судов в океане. Только тогда можно было отправить Юдзиро на берег. Но как узнать наши собственные координаты? Теперь от моих навыков зависела судьба человека — моего единственного брата. Впервые за долгое время я молился по-настоящему.
Не знаю уж, помогла ли молитва или еще что, но только на рассвете следующего дня чудесным образом нам удалось повстречаться со сторожевым кораблем. Поскольку широта была известна, то во встрече двух судов, направлявшихся навстречу друг другу, в принципе ничего невозможного не было, но я терзался в сомнениях и приписал встречу то ли помощи охранявшего брата божества, то ли заботе духов предков.
Брат перебрался на спасательный катер, я несколько успокоился, но что ожидает нас в будущем?
После того как брат покинул яхту, я хотел было поинтересоваться нашими координатами у спасателей, но побоялся показаться смешным. Так как на корабле вряд ли могли себе вообразить, что мы плывем по океану вслепую, можно было бы невзначай и поинтересоваться… Так я стал с раскаянием думать уже потом. От расстройства у меня заболел живот.
А потом случилась еще одна неприятность. Когда брат оказался в теплой каюте на борту корабля и принял лекарство, ему стало лучше. Осмотрев его, врач сказал, что, если не переохлаждаться, все будет в порядке. Решив, что жалко лишать удовольствия участия в регате человека, который для этого специально прибыл из Японии, врач в качестве жеста доброй воли пообещал Юдзиро снова вернуть его на борт нашей яхты. Получив это сообщение по рации, все члены команды закричали от радости, и только я находился в депрессии.
Подтвердились мои самые худшие опасения: сколько я ни старался, но только в течение целых двух дней мы не могли найти друг друга. То ли от огорчения, то ли со злости, но корабль с моим братом на борту отправился в Гонолулу. И уж как по рации поносил меня брат…
