Ольсен неторопливо повернулся и взглянул на нас. Виновато пожал плечами и провел ладонью по лбу.
— Извините, — отрывисто произнес он. — Иногда это выбивает из колеи.
— С нами обращаются, как с машинами, — пробормотал Шпет. — Только мы не машины, мы люди. И когда происходит что-то, напоминающее об этом, становится невыносимо…
Инспекция, как и было намечено, состоялась на следующее утро. Мы стояли в строю, выглядя подновленными пугалами. Любой офицер, побывший на фронте столько, сколько и мы, был бы приятно удивлен нашей внешностью. Мы поистине творили чудеса. С риском получить воспаление легких мылись в ледяных лужах. Какая-то въевшаяся грязь оставалась, но верхний слой, по крайней мере, был удален. Обмундирование оставалось еще влажным, морщинистым, однако немногочисленные уцелевшие пуговицы были превосходно начищены и с непристойной яркостью блестели в слабом свете утреннего солнца. В общем, это было превосходное зрелище, и мы считали, что заслуживаем похвалы.
К сожалению, оберст-лейтенант фон Фергиль, только прибывший из Германии, предъявлял гораздо более высокие требования, чем любой боевой офицер. Он бушевал из-за рваных мундиров, кипел от злости из-за отсутствующих пуговиц, а от вида наших сапог его чуть не хватил удар. Его сапоги блестели, как зеркало, но когда лейтенант Ольсен спросил, нужно ли брать в траншеи банки ваксы вместо ящиков с патронами, отверг этот вопрос как неуместный и непочтительный.
На другой день состоялась еще одна инспекция, она тоже не удовлетворила оберст-лейтенанта, поэтому нас вы тащили туда и на следующий день, и на следующий, и на следующий. Это был утомительный фарс, доведший всех до бессмысленного изнеможения и стоивший жизни по крайней мере одному человеку, умершему от кровоизлияния в мозг, когда его отделению пришлось ползти на брюхе пять километров с полной выкладкой и в противогазах. Лейтенант Ольсен чуть не сходил с ума, но оберст-лейтенант был одержим этим безумием, и Ольсен ничего не мог поделать. Он пытался несколько раз связаться с нашим полком, но безуспешно: весь фронт находился в состоянии неразберихи, и большинство линий связи было повреждено.
Когда идея постоянных инспекций стала терять свою привлекательность, фон Фергиль взял манеру отправлять нас на бесконечные, совершенно бесцельные патрулирования. И лейтенанту Ольсену приходилось ежедневно совершать опасные путешествия из траншей в штаб оберст-лейтенанта, чтобы отвечать на множество бессмысленных вопросов.
К счастью, русские в это время были апатичными и почти не беспокоили нас. С обеих сторон регулярно велся снайперский огонь, но больше для виду, чем для чего-то другого. Мы догадывались, что далеко в северной стороне идут тяжелые бои. Днем и ночью до нас доносились орудийная стрельба и разрывы снарядов, небо на горизонте постоянно озарялось вспышками.
— Бои скоро доберутся и до нас, — пессимистически заметил Хайде. — Наша спокойная жизнь затянулась.
— Спокойная? — Порта издевательски рассмеялся. — Ты называешь ее спокойной, когда этот идиот постоянно дышит тебе в затылок? Я предпочту сражаться с русскими, лишь бы покончить с этим!
— Не волнуйся, — уверенно сказал Малыш. — Иду на спор, война скоро кончится. Через пару месяцев мы будем дома.
Невысокий Легионер открыл один глаз и насмешливо приподнял бровь.
— Не морочьте себе голову — война будет идти гораздо дольше двух месяцев.
Тут подбежал с громким криком Барселона:
— Русские прорвались на левом фланге! Опять начинается!
Старик вздохнул. Спокойно выколотил трубку и поднялся.
— Ну, что ж, было ясно, что это должно произойти. Затишья существуют только для того, чтобы кончаться.
Лейтенант Ольсен уже выкрикивал приказания. Поднялась суета, ведущая в конце концов к строгому порядку, где каждый занимает свое место и знает, что должен делать. Мы схватили оружие, начали проверять его, нахлобучивать каски, снова готовясь к бою. Те отделения, что спали, были безжалостно разбужены; они пустились бегом, зевая и спотыкаясь, еще не поняв толком, в чем дело. Позади нас раздавались выстрелы, разрывы мин и гранат.
Лейтенант Ольсен обратился к Шпету:
— Оставайся с первым отделением здесь, держи под прицелом дорогу. Нам потребуется, чтобы вы прикрыли нас на обратном пути. Остальная рота, за мной.
Мы двинулись за Ольсеном колонной по одному. И по пути натолкнулись на двух солдат из батальона оберст-лейтенанта, прячущихся за камнями и полумертвых от ужаса.
— А ну, встать!
Лейтенант Ольсен поднял обоих на ноги и раздраженно замахнулся на них, дрожащих и мямлящих, прикладом автомата.
— Что произошло? Где остальные из вашего отделения?
— Их нет.
Они закачали головами, все еще ничего не соображая от страха.
— Как это — нет? Убиты, или разбежались, или что?
— Русские напали на нас — неожиданно — невесть от куда…
Их лепет оборвался. Лишь с помощью уговоров и угроз лейтенант добился от них толку.
Оказалось, что, несмотря на постоянные предостережения нескольких бывших фронтовиков, оберст-лейтенант фон Фергиль не видел необходимости выставлять более двух часовых. Опытных солдат с презрением третировали как трусов и старых баб; оберст-лейтенант высказал мнение, что русские готовятся отступать после неудачной атаки и относительного затишья в последние несколько дней. Только накануне слышали, как он говорил адъютанту, что в Германии опасности гораздо больше из-за налетов английской авиации, чем те, что он встречал на фронте. В итоге, когда русские в конце концов предприняли атаку, которой мы (но не оберст-лейтенант) ожидали, они не встретили буквально никакого сопротивления. Обоих часовых, очевидно, застали врасплох, так как они не подняли тревоги, и, по словам двух лепечущих уцелевших — откровенно признавшихся, что дали деру и только поэтому остались живы — вся атака была невероятно быстрой и невероятно бесшумной. Русские действовали только штыками и ножами.
— То есть это было побоище, — сурово сказал им Ольсен.
— Вот вот! — закивали они, стараясь передать нам ужас пережитого; правда, один из них, видимо, желая показать, что уступили они не совсем без сопротивления, добавил, что лейтенант Кальб успел бросить гранату перед тем, как его проткнули штыком.
— Понятно. — Лейтенант взглянул на тропинку, ведущую к коттеджу фон Фергиля. И снова повернулся к уцелевшим. — А… а что с оберст-лейтенантом? — небрежным тоном спросил он.
Оба покачали головами; оберст-лейтенанта они не видели.
— Будем надеяться, что ему всадили штык в задницу, — пробормотал Порта.
— Может, — предложил Малыш, — нам поболтаться здесь, пока они не закончат дело? Для гарантии!
— Молчать, Кройтцфельд! — прикрикнул на него лейтенант. Махнул рукой нашей колонне и указал в сторону коттеджа. — Следуйте за мной, идем туда.
