— Улизнул, — заключила Джейн. — В каком-то смысле это облегчение.
— До того, как получил деньги? — возразила Фэрис. — Это кажется маловероятным.
— Возможно, он испугался. Вы с ним были довольно грубы.
— Так испугался, что не взял вещи?
— Думаю, он больше злился, чем боялся, когда я в последний раз говорил с ним. Кто-то, возможно, напугал его после вас. Когда я осматривал сегодня его комнату, то нашел на незастеленной постели дохлую крысу.
Джейн поморщилась.
Фэрис прищурилась.
— Это интересно. Хозяин «Стеклянной туфельки» не упоминал ни о какой крысе.
— Наверное, это плохо сказалось бы на его бизнесе, — предположила Джейн.
— Максим оставил свои пожитки. Проигнорировал предложенные деньги. Уехал, не сказав ни слова, со сломанной рукой, которая не позволит ему работать несколько недель. — Фэрис нахмурилась. — Куда он уехал? И почему он туда уехал?
Джейн посмотрела на далекий горизонт, где небо сливалось с морем.
— Возможно, он где-то там.
— Надеюсь. — Тириан мрачно смотрел на Фэрис. — Да, еще… Я уверен, что это ничего не значит. Но у крысы была сломана передняя лапка.
Фэрис уставилась на него.
— Совершенно отвратительно. — Джейн почувствовала, как к ее ноге прикоснулось что-то холодное. Она охнула и посмотрела вниз. Камень, на котором она стояла, уже наполовину погрузился в воду.
— Пора уходить, — сказала она, перепрыгнув на камень рядом. Вода немедленно подобралась и к нему.
— Это правда. Могу я проводить вас обратно в колледж? — спросил Тириан.
— Вы очень добры, — ответила Джейн. — Признаюсь, что в данный момент мне очень не хотелось бы увидеть крысу.
Они втроем пошли обратно по скользким камням. Тириан расстался с ними у ворот колледжа. Несмотря на вопросы Джейн о Тириане, крысах и моряках, Фэрис ничего не отвечала по дороге назад, ничего не говорила, когда они шли за книгами; молчала, пока они не добрались до лестничной площадки возле кабинета номер пять.
— Ты так и не ответила мне, Джейн, — произнесла она наконец. — У меня есть прозвище?
— Было в прошлом семестре, — осторожно призналась Джейн. — Его почти никто не употреблял. Уверена, теперь его забыли.
— Ну? — Фэрис настороженно смотрела на Джейн. — И какое же?
— Ферзь.
Короткое мгновение Фэрис казалась раздраженной, потом рассмеялась.
— Могло быть хуже. И кто его придумал?
Уши Джейн приобрели нежно-розовый оттенок. Она не ответила, но Фэрис дальнейшие расспросы не понадобились.
В ту зиму Менари не доставляла Фэрис неприятностей. Гунхильда не попадала в переделки. О ее моряке больше не было слышно.
Ева-Мария так продвинулась в учебе, что ее окружал ощутимый магический туман, подобно запаху влажной весенней земли. Чтобы она ненароком не прибегла к магии, ее наставница добилась для нее от декана разрешения сдать выпускные экзамены на Сретенье. Ева-Мария их сдала, получила диплом, и, сияя от счастья, уехала, чтобы занять выгодную должность в Министерстве иностранных дел. Ее подруги скрывали за завистливыми замечаниями свои чувства, потом снова погрузились в рутину школьной жизни, но отсутствие Евы-Марии ощущали остро.
Шарлотта и Натали столь усердно занялись учебой, что тоже почти не участвовали в обычных делах. Даже у Поршии проявился интерес к занятиям. И Фэрис с Джейн остались одни в кабинете с трехтомными романами: Фэрис, потому что не верила, что чему-нибудь научится, если ее никто не учит, а Джейн — потому что не хотела научиться слишком быстро.
— Подумай об этом, — сказала Джейн однажды, когда они мрачным вечером в начале марта пили чай в кабинете. — Ева-Мария украла у себя пять месяцев учебы в Гринло. А зачем? Чтобы порисоваться.
Фэрис стояла у окна, облокотившись на подоконник и подпирая голову ладонями.
— Разве первые гуси весной прилетают с севера, чтобы порисоваться? Или в ответ на зов, которому не могут сопротивляться?
Гуси пролетели ночью, их громкие крики разбудили Фэрис, прервав сон о Галазоне. Она просидела на постели весь остаток ночи, обхватив руками колени, дрожа от тоски по дому.
— О, не говори метафорами. Достаточно с меня декана.
— Ничего не могу поделать. — Фэрис смотрела в пустое серое небо. — Только их и хочет слышать мадам Виллет. Мне теперь почти без труда удается называть ястреба цаплей.
— Учение о ключевых знаках, — с отвращением сказала Джейн. — Все в этом мире символизирует то, чем не является. Удивительно, как что-то еще удается сделать.
— Разве что-то делается? Разве все это не часть божественной борьбы порядка с хаосом, подъема и спада, спада и подъема?
— Не можешь говорить понятно — лучше уходи.
— Чаю не осталось?
— Нет. И это был последний. Придется написать и попросить еще, а мама, вероятно, не пришлет, потому что я уже скоро вернусь домой. — Джейн вздохнула. — Осталось три месяца.
Кто-то постучал в дверь.
Фэрис отвернулась от окна и встретила удивленный взгляд Джейн. Все знакомые первокурсницы были на занятиях, а немногие из старших студенток не настолько церемонились, чтобы стучаться.
Джейн открыла дверь. Там никого не оказалось. Озадаченная, она шагнула за порог и посмотрела в оба конца коридора, потом нагнулась и подняла лежащий у двери листок бумаги.
Фэрис пристально смотрела на Джейн, которая развернула листок, прочла его, перечитала и снова сложила.
Джейн посмотрела на Фэрис.
— Сегодня ночью. — Ее голос звучал совершенно обыденно.
— Что сегодня ночью?
— Мое дежурство.
В эту ночь Фэрис не спала. Дело было не только в сознании, что Джейн снаружи, скорчившись под всеми одеялами, какие удалось достать, дрожит на самом верху башни Гавриила. Не только в стае гусей, которые пролетели по небу в полночь со слабым криком, словно охотничьи собаки на небесных полях. Не только в южном ветре, который дул непрерывно уже много дней, принося с собой аромат вспаханных полей.
Все это совпало, но больше всего ей не давало уснуть ощущение быстро проходящего времени. Фэрис понимала, что ее пребывание в Гринло — не бессрочная ссылка из Галазона. Она неизбежно подойдет к концу. В отличие от Джейн, Фэрис с нетерпением ждала окончания срока пребывания в школе, стремилась домой. Несомненно, она пропустила многое из того, что ей мог предложить Гринло. Если не оставалось надежды научиться магии, — а с этим, очевидно, уже нужно смириться, — то не больше вероятности было провести три года в какой угодно школе и совсем ничему не научиться.
Но когда Фэрис лежала без сна в тишине и темноте спальни, она думала о том, что «ничего» — это именно то, чему ей удалось научиться. Она умела часами стоять неподвижно, расслабившись, умела казаться благодушной и сохранять холодную голову. Но это все, чему она научилась.
