Это было время многих войн, время, когда Солнцеликий решил наконец покончить с коварными сюнну. Лазутчикам удалось заманить шаньюя к городу Май, у которого притаилась в засадах гигантская, в триста полков, армия Поднебесной. Но хусцы разгадали хитрость и ушли, и бои на границе продолжились. И не всегда удача была на стороне шицзу.
Это был один из обычных боев, пятидесятый или шестидесятый по счету, но впервые неудачный для Ли Гуана. Он просчитался и напал на отряд варваров, втрое превосходивший по численности его полк. Бой был яростным. Шицзу расстреляли все стрелы и почти все полегли среди солончаков. Ли Гуан отбивался до последнего, но был ранен в плечо и руку и не мог более натягивать тетиву. Ликующие хусцы оглушили его и взяли в плен, ибо шаньюй мечтал увидеть пленного Ли Гуана. Его бережно положили на сеть, натянутую между двумя лошадьми, и повезли в бескрайнюю даль степей. И кто знает, что было бы дальше. Что ждало впереди Ли Гуана — смерть, а, может, и великие почести, ибо шаньюй славился великодушием к врагам, если они заслуживали великодушия. Но Ли Гуан не стал полагаться на милость шаньюя. Выждав удобный момент, он спрыгнул на землю и тигром взвился на подвернувшегося, к счастью, коня, ногой выбивая из седла юнца, на том коне восседавшего. Жеребец оказался отменным и унес беглеца от погони. Он скакал домой гордый, помышляя о славе, но вместо этого генерала ждало бесчестье. Он потерял слишком много солдат, и чиновники решили, что это достойно смерти, но Ли Гуан откупился. Было такое правило, император милостив — генерал мог отдать свое состояние и стать обычным солдатом. Ли Гуан передал в казну свои нехитрые пожитки.
Он поселился в горах и жил в свое удовольствие. Он мог позволить себе так жить, ибо совесть его перед Солнцеликим и своими солдатами была чиста. А вот Солнцеликий не сумел обойтись без Крылатого генерала. Не так уж и много было в Поднебесной воевод, победоносно водящих полки.
Ли Гуана призвали на службу и дали ему под начало четыре полка. С этим отрядом Крылатый генерал отправился в поход против хусцев. Ночью отряд сбился с пути, а на рассвете воины обнаружили себя окруженными со всех четырех сторон. Хусцев было десять раз по четыре, и сердца шицзу затрепетали. Варвары вскинули луки, и черный дождь залил холм, на каком сгрудились неровной толпой воины Поднебесной. Стрелы со свистом разрывали доспехи, вонзались в трепещущие конские крупы, хрусткой россыпью расстилались у ног. Казалось, еще миг, и воины дрогнут. Но Ли Гуан упредил этот миг. Подозвав к себе сына, он велел ему напасть на отряд хусцев, непозволительно близко приблизившийся к холму. Триста воинов снарядили арбалеты и атаковали врагов. Залп выбил из седел триста варваров, а затем началась рубка, в какой хусцы уступают ратникам Поднебесной. Так случилось и в этот раз. Отряд хусцев рассыпался, что произвело гнетущее впечатление на остальных. А тут еще Ли Гуан приказал выдвинуться вперед ста лучшим лучникам, каких возглавил лично. Эта сотня начала охоту на офицеров, в считанные мгновения перебив большую часть тех, что командовали варварами. И варвары дрогнули и, прекратив обстрел, отошли от холма. Они дали осажденным ночь на раздумье, но к утру подоспел большой корпус шицзу, отбросивший сюнну на север.
Этот бой был достоин великой награды, но Ли Гуан вновь не получил ее, и это было обидно, так как многие из тех, что служили под началом Крылатого генерала, уже были хоу и имели во владении сотни и тысячи дворов и звонкое золото. Крылатый генерал не имел ничего, и эта несправедливость угнетала его. Особенно досадны были успехи Ли Чая, двоюродного брата Л и Гуана, далеко не столь отважного и любимого солдатами, но ловкого в обращении с сановниками и Солнцеликим. Ли Чай был хоу, и не просто хоу, а главным советником императора. И это было несправедливо. И несправедливостью этой Ли Гуан делился с Ван Шо, предсказывающим судьбу по кружению облаков. Прихлебывая сладковатое вино. Крылатый генерал говорил Вану Шо, по натуре своей проходимцу, но человеку приятному в общении и отзывчивому.
— С тех пор, как Солнцеликие стали воевать с сюнну, не было ни одного похода, в каком бы я не участвовал. За это время многие из тех, что были рядом, справа или слева от меня, не выделявшиеся ни талантами, ни способностями, получили титулы хоу, десять тысяч дворов и слитки желтого золота. Я же не получил ничего. Почему? Неужели мое лицо, — тут Ли Гуан почесал свою и впрямь уродливую физиономию, — не соответствует званию князя? Или это наречено судьбой?
Ван Шо не верил в судьбу. Он был прагматиком и знал, что судьба определяема волей людей. Но в судьбу верил Ли, и потому Ван Шо сказал:
— Вспомни, а не свершал ли ты поступка, в каком раскаиваешься сейчас.
Ли Гуан задумался и кивнул.
— Да. Много лет назад я воевал против восставших цянов. Я предложил им сдаться, обещая жизнь. Они поверили мне. Когда они сложили оружие, я приказал перебить их. Этот случай до сих пор гнетет мое сердце.
— Вот ты и знаешь ответ, — зевнул Ван Шо.
— И ничего нельзя изменить?
— Ничего, — ответил Ван Шо, ничего не желавший менять.
Время ползло неприметной змеею. Солнцеликий возвестил новый поход против сюнну. Их стало много, и они стали дерзки. Шицзу вышли в степь тремя корпусами, один из которых вел Ли Гуан. Он был уже стар, и император не хотел доверять ему войско, но генерал упросил Солнцеликого. Ли Гуан хотел первым вступить в бой — он с его семьюдесятью годами и семьюдесятью битвами заслужил это, но командующий намеревался выиграть битву сам. Если быть откровенным, он презирал Ли Гуана, не добившегося в своей жизни ничего, кроме странного прозвища, данного к тому же презренными хусцами.
— Крылатый генерал! Как нелепо! — смеялся полководец, носивший гордое имя Вэй Цин. — Да он ко всему прочему еще и неудачник!
Вэй Цин велел Ли Гуану обойти кочевников справа. По той же дороге пошел еще один корпус. Они были должны отрезать варварам путь к бегству, но проводники подкачали, и шицзу опоздали к сражению. Хотя сюнну и были биты Вэй Цином, но они смогли отступить, а шаньюй даже увез в степь всех своих потаскух.
Так уж случилось, что тот день был овеян дыханием дракона Чжулун, принесшим невыносимую духоту, испепеляющую тело и душу. Это дыхание угнетало Солнцеликого, придавая сознанию желчность, а речам — раздражение. Немудрено, что император выказал неудовольствие неудачей своих полководцев. Это право Солнцеликого — быть недовольным. А раз император был недоволен, нужно найти виноватых. Сиятельный Вэй Цин не хотел называть Ли Гуана и великодушно предложил тому списать вину за промах на подчиненных, но Крылатый генерал отказался. Он был настоящим солдатом и не имел привычки менять повинную голову на столь же невиноватые.
— Я сам сбился с пути! — твердо сказал Ли Гуан.
Вэй Цин пожал плечами. Сам — так сам. К чему спорить?
— Готовься предстать перед слугами Солнцеликого, — сказал Вэй Цин.
— Хорошо, — сказал Ли Гуан и вернулся к своим солдатам. Вернулся в последний раз, таков уж был день…
Он собрал их вокруг себя и обратился с последнею речью.
