Мэтью и Сомертон увидели, как слуга открыл дверцу и из ничем не примечательного экипажа вышла женщина в черной накидке с капюшоном.
— Твое задание на сегодняшний вечер связано с ней? — шепотом спросил Мэтью.
— Не уверен, — протянул Сомертон.
Женщина достала несколько свертков из экипажа, слуга сделал то же самое, и затем они с поклажей пошли по тускло освещенной улице. Они положили свертки на крыльцо соседнего с борделем дома, потом слуга торопливо вернулся к экипажу и принес еще коробки.
Что-то в женщине показалось Мэтью смутно знакомым, но он не мог понять, что именно. Он наблюдал, как женщина раскладывала коробки, а потом, когда она повернулась, чтобы спуститься по лестнице, и Мэтью полностью увидел ее, у него перехватило дыхание.
— Что ж, — ухмыльнулся Сомертон, теперь, по крайней мере, цель нашего пребывания здесь ясна.
— Но что же все-таки она здесь делает? — Мэтью и не ожидал ответа на свой вопрос.
Бросившись через улицу, он подбежал к женщине в тот момент, когда она взялась за ручку дверцы экипажа, и повернул лицом к себе.
— Нет, — прошептала Дженнет, — не здесь и не сейчас. Ты все испортишь.
Она забралась в экипаж, и Мэтью последовал за ней. Не обращая на него внимания, Дженнет продолжала смотреть в окошко, и Мэтью, повернувшись, увидел, как слуга постучал в дверь дома, а потом побежал к экипажу. В тот момент, когда он вскочил на свое место, дверь дома отворилась, и появилась невысокая светловолосая женщина.
— Поехали! крикнула Дженнет, откинувшись на подушки из черного бархата.
— Кто эта женщина?
— Моя подруга, Виктория, — ответила Дженнет и, отодвинув занавеску, взглянула в окно.
Виктория? Ну да, мисс Ситон. Женщина, которая заботилась об осиротевших детях.
Но почему Дженнет пряталась от подруги?
Мэтью продолжал смотреть, как мисс Ситон, взяв коробки, провожала взглядом отъезжающий экипаж, и внезапно все понял — коробки были теми же самыми, которые Дженнет накануне несла из магазинов, они предназначались не ей, а сиротам.
Сиротам.
Не ей.
Господи, Мэтью почувствовал себя полным идиотом.
На протяжении двух последних дней он возмущался ее поведением, а она просто покупала одежду осиротевшим детям. Да, решил Мэтью, он определенно круглый дурак.
Наконец Дженнет расслабилась и вздохнула, не представляя, что делать с мужчиной, сидевшим напротив нее. Все годы, когда она к Рождеству привозила одежду сиротам Виктории, никто, кроме Софии, не знал об этом, и она совсем не хотела, чтобы кому-то это стало известно. Покупка одежды детям приносила ей удовлетворение, но ей не требовалось, чтобы восхищались ее благотворительностью, — она предпочитала оставаться неизвестной.
Виктория гордилась тем, что делала для сирот, но не желала брать деньги у своих друзей, хотя, как знала Дженнет, иногда их ей не хватало. Несмотря на то, что в этот раз Дженнет оставила пакеты и коробки на месяц раньше обычного, Виктория, несомненно, поймет, что они к Рождеству.
— Я просто обязан извиниться перед тобой, — тихо сказал Мэтью.
— Да?
— Ты не хочешь облегчить мне задачу. — Наклонившись вперед, он сжал ей руки.
— И за что ты извиняешься? За то, что подумал обо мне плохое? Зато, что назвал меня избалованной? Или за то, что целовал меня без разрешения?
— Я никогда не буду извиняться за то, что целовал тебя.
От его чувственной улыбки у Дженнет в груди громко стучало сердце, и она просто молча смотрела Мэтью в лицо. Полумрак экипажа не позволял ей хорошо его видеть, но Дженнет и с закрытыми глазами могла видеть каждую черточку его лица. Она с удовольствием нарисует его или, еще лучше, напишет маслом его портрет. Угольный карандаш никогда не сможет ни отобразить рыжие пряди в его темно-каштановых волосах, ни передать цвет его глаз — цвет штормового неба.
— Но я обязан извиниться за то, что подумал о тебе плохое. Мне и в голову не пришло, что все те веши, ты покупала для сирот.
— Ты даже не спросил. Ты просто решил, что я все покупаю для себя.
— Я совершил ужасную ошибку. — Мэтью уставился в пол экипажа. — Прощу тебя, прими мои искренние извинения.
Ей немножко хотелось и дальше подразнить его, но Мэтью говорил честно, и Дженнет сказала:
— Извинения приняты.
— Почему ты просто не сказала мне, что делаешь? — тихо спросил он.
— Я покупаю детям одежду не ради того, чтобы все хвалили меня зато, что я стала такой щедрой.
— Тогда почему ты это делаешь?
— Потому что дети должны носить приличную одежду. Потому что Виктория — моя близкая подруга и из гордости не возьмет у меня деньги. — Дженнет помолчала и шепотом добавила: — Потому что это нужно делать и у меня есть возможность это делать.
— И тебе не важно, что думают о тебе люди, — кивнул Мэтью.
Если бы он только знал, насколько ошибочно его высказывание.
— Если им хочется считать меня беспечной транжиркой, пусть считают. Я знаю правду.
— Теперь и я знаю.
— Но не потому, что я решила рассказать тебе, — напомнила ему Дженнет.
— Мне не следовало садиться сюда, — тихо сказал он.
Не следовало, но Дженнет не хотелось, чтобы он вышел прямо в этот момент.
— Мы можем проехать еще немного. Мать знает, где я, и не станет слишком беспокоиться, если я задержусь немного дольше обычного.
— Кто-нибудь может увидеть нас. — Он слегка стиснул ей руки.
— Верно, но сейчас очень темно.
— Слуги могут распустить сплетни.
— Никогда.
— Понятно. Неужели после того, что я сказал о тебе, ты сможешь оставаться в моем обществе хоть на минуту дольше, чем необходимо?
Дженнет закусила губу, чтобы не выложить ему; что на самом деле его общество доставляет ей удовольствие, во всяком случае, когда он не считает ее плохой. Его резкий тон принес ей чувство спокойствия и безопасности.
Рядом с мужчиной, который мог погубить ее и ее семью, она чувствовала себя в безопасности — нелепая мысль!
— Тебе понравился литературный салон? — спросила Дженнет, оставив его вопрос без ответа.
— Совершенно не понравился. — Выпустив её руки, Мэтью с улыбкой откинулся назад. — Удушливый запах духов мисс Уитмор и ее неприличные заигрывания…
— Она заигрывала на виду у всех?
— Очень хитро. Сомневаюсь, что кто-то заметил.
— Ты же заметил! — Дженнет с досадой скрестила руки на груди. Ей следовало принять меры, чтобы помешать их знакомству, когда София подтвердила, что секрет мисс Уитмор — правда.