– А кто же донесет? Мы с тобой?
– Что ты мелешь? Мало ли что может случиться. А вдругиндейца Джо не повесят? Он же нас убьет, не теперь, так после, это как питьдать.
– Я и сам так думал, Гек.
– Если доносить, пускай уж лучше Мэф Поттер доносит, раз онтакой дурак, да еще и пьяница; а пьяному море по колено.
Том ничего не ответил – он думал, потом прошептал:
– Гек, Мэф Поттер не знает ничего. Как же он может донести?
– Почему же это он ничего не знает?
– Потому что он свалился замертво, как раз когда индеец Джозамахнулся ножом. И ты думаешь, он что-нибудь видел? Ты думаешь, что ончто-нибудь знает?
– А ведь, ей-богу, это верно, Том!
– А еще знаешь что? Может, от удара доской он тоже ногипротянет.
– Нет, это вряд ли, Том. Он же был выпивши, сразу видно, даон и никогда трезвый не бывает. Взять хоть моего отца: когда налижется, лупи тыего хоть колокольней, ничего ему не сделается. Он и сам так говорит. То жесамое и Мэф Поттер, ясное дело. Вот если б он был трезвый, тогда, пожалуй, могбы окочуриться от такой затрещины, да и то еще неизвестно.
После нового раздумья Том сказал:
– Гекки, а ты не проговоришься?
– Том, проговариваться нам никак нельзя. Сам знаешь: еслиэтого индейского дьявола не повесят, он не задумается нас утопить, как котят.Попробуй только, проговорись! Вот что, Том, дадим друг другу клятву, что будеммолчать, – без этого нельзя.
– Что ж, я согласен. Это лучше всего. Просто давай возьмемсяза руки и поклянемся, что…
– Нет, так не годится. Это хорошо для каких-нибудь пустяков,особенно с девчонками: они вечно ябедничают и непременно все выболтают, еслипопадутся. А тут дело важное, значит, надо писать. И обязательно кровью.
Том от всей души приветствовал эту мысль. Выходилотаинственно, непонятно и страшно: ночная пора, этот случай, окружающаяобстановка – все одно к одному. Он подобрал сосновую щепку, белевшую в лунномсвете, достал из кармана кусок сурика, сел так, чтобы свет падал на его работу,и с трудом нацарапал следующие строчки, прикусывая язык, когда выводил толстыештрихи, и высовывая его, когда выводил тонкие:
Гек Финн и Том Сойер клянутся, что будут держать язык зазубами насчет этого дела, а если мы кому скажем или напишем хоть одно слово, топомереть нам, на этом самом месте.
Гекльберри искренне восхищался легкостью, с какой Том всеэто написал, и его красноречием. Он немедленно вытащил булавку из отворота исобирался уже колоть себе палец, но Том сказал:
– Постой, не надо. Булавка-то медная. Может, на нейярьмедянка.
– Какая такая ярь-медянка?
– Ядовитая, вот какая. Проглоти попробуй хоть капельку,тогда узнаешь.
Тот размотал нитку с одной из своих иголок, и каждый измальчиков, уколов большой палец, выжал по капле крови. После долгих стараний,усиленно выжимая кровь из пальца, Том ухитрился подписать первые буквы своегоимени, действуя кончиком мизинца, как пером. Потом он показал Гекльберри, какпишут Г и Ф, и дело было кончено. Они зарыли сосновую щепку под самой стеной совсякими таинственными церемониями и заклинаниями, после чего можно былосчитать, что их языки скованы, оковы заперты на замок и ключ от него далекозаброшен.
В эту минуту какая-то фигура проскользнула в пролом сдругого конца разрушенного здания, но мальчики этого не заметили.
– Том, – прошептал Гекльберри, – а это нам поможет держатьязык за зубами?
– Само собой, поможет. Все равно, что бы ни случилось, надомолчать. А иначе тут же и помрем – не понимаешь, что ли?
– Да я тоже так думаю.
Том довольно долго шептал ему что-то. И вдруг протяжно изловеще завыла собака – совсем рядом, шагах в десяти от них. Мальчики в страхеприжались друг к другу.
– На кого это она воет? – едва дыша, прошептал Гек.
– Не знаю, погляди в щелку. Скорей!
– Нет, лучше ты погляди, Том!
– Не могу, ну никак не могу, Гек!
– Да погляди же! Опять она воет.
– Ну, слава богу, – прошептал Том. – Я узнал ее по голосу.Это собака Харбисона.
– Вот хорошо, а то знаешь, Том, я прямо до смерти испугался,я думал, бродячая собака.
Собака завыла снова. У мальчиков опять душа ушла в пятки.
– Ой, это не она! – прошептал Гекльберри. – Погляди, Том!
Том, весь дрожа от страха, уступил на этот раз, приложилсяглазом к щели и произнес едва слышным шепотом:
– Ой, Гек, это бродячая собака!
– Скорей, Том, скорей! На кого это она?
– Должно быть, на нас с тобой. Ведь мы совсем рядом.
– Ну, Том, плохо наше дело. И гадать нечего, куда я попаду,это ясно. Грехов у меня уж очень много.
– Пропади все пропадом! Вот что значит отлынивать от школы иделать, что не велят. Я бы мог вести себя не хуже Сида, если б постарался, –так вот нет же, не хотел. Если только мне на этот раз удастся отвертеться, явыходить не буду из воскресной школы! – И Том начал потихоньку всхлипывать.
– Ты плохо себя вел? – И Гекльберри тоже засопел слегка. –Да что ты, Том Сойер! По сравнению со мной ты просто ангел. Боже ты мой, боже,хоть бы мне вполовину быть таким хорошим, как ты!
Том вдруг перестал сопеть и прошептал:
– Гляди, Гек! Она сидит к нам задом!
Гек поглядел и обрадовался.
– Ну да, ей-богу, задом! А раньше как сидела?
– И раньше тоже. А мне, дураку, и невдомек. Ой, вот этоздорово, понимаешь! Только на кого же это она воет?
Собака перестала выть. Том насторожил уши.
– Ш-ш! Это что такое? – шепнул он.
– Похоже… как будто свинья хрюкает. Нет, это кто-то храпит,Том.
– Ну да, храпит. А где же это, Гек?
– По-моему, вон там, на другом конце. Во всяком случае,похоже, что там. Отец там ночевал иногда вместе со свиньями; только, бог стобой, он храпит так, что, того гляди, крышу разнесет. Да я думаю, он к нам вгород и не вернется больше.
