пропустила маммографию в октябре», – говорю я, не было времени… Тогда бы мы еще ничего не увидели, возражает она, значит, опухоль выросла на пять сантиметров с октября 2015 года, как же быстро она растет. Она говорит, что я ничего не могла сделать, мне просто не повезло. Она спрашивает, кем я работаю. Я рассказываю, что много езжу с лекциями. Она может выписать мне больничный – на все время ожидания операции. «Теперь перед вами задача далеко не интеллектуальная, – говорит она. – Это совершенно другое».
«Если будут возникать вопросы, звоните. Вам сейчас нужно о многом подумать. Лина расскажет вам подробнее о химиотерапии». Я благодарю ее. Кажется, даже повторяю «спасибо» несколько раз.
Медсестра по имени Лина шутит, она спокойна и дружелюбна. Мы говорим о детях, она сообщает, что в наше время люди далеко не всегда мучаются от тошноты и рвоты в период химиотерапии, но есть другие проблемы. Например, волдыри, грибок и кровоточащие язвочки во рту – побочные эффекты снижения иммунитета. Диарея. Сверхчувствительность слизистых. Да, и выпадение волос, конечно. Могут слоиться ногти. Мышечные боли, скованность движений. Изменения вкуса. Лучше подобрать парик прямо сейчас, пока волосы еще на месте. Они обычно выпадают сразу после первого курса. Ресницы и брови держатся чуть дольше, чем волосы на голове. Некоторые пациенты продолжают работать на протяжении всего лечения, другие берут больничный. Проще тем, кто может работать из дома, ведь иммунитет будет сильно снижен, а то и вовсе убит. Сеансы химиотерапии проводятся раз в три недели. С первых же дней придется для профилактики принимать лекарство против тошноты.
Матса я тоже не хочу покидать. И маму, и Грету, и друзей. И все-таки между взрослыми и детьми колоссальная разница. Если я умру, а Матс останется, я буду знать, что мы прожили насыщенную интересную жизнь вместе. Цена, которую мы платим за большую любовь, – неминуемое расставание. Смерть. Но как он будет без меня? Если я умру, он останется один с детьми. С их горем. Если опухоль распространилась, я ничего не могу поделать, только пройти предложенный курс лечения.
Я говорю детям, что у меня опухоли, но они знают, что у бабули тоже был рак груди, и она выздоровела. Мне предстоит химиотерапия, выпадут все волосы. Кажется, тогда это и началось: Эстрид плачет каждый вечер и просит пообещать, что я буду жить. А Эльса закрывается в своей комнате. Я распределяю суточную дозу «Альведона», без него я вообще не могу спать из-за адской боли во всем теле, в голове, в животе. Я продолжаю таскаться на прогулки. Когда просто иду, ужасно болят ноги, а когда поднимаюсь в горку, сердце бешено колотится в груди – а вдруг я упаду, потеряю сознание?
Я отменяю рабочие встречи, одну за другой. Пишу, что у меня рак. Не хочу ничего скрывать, чтобы меня не начали упрашивать, приходится говорить твердое «нет, не получится». Никакой книжной ярмарки. Никаких семинаров. Никаких библиотек. Я не приду. Из всех запланированных на осень мероприятий оставляю только Джамайку Кинкейд на Стокгольмском литературном фестивале. На самом деле хочу отменить и ее, ведь встречаться придется сразу после третьей химии и я наверняка буду паршиво себя чувствовать, но Матс говорит, что это глупо, что я потом буду жалеть. «Я помогу тебе».
Я хочу сделать это с ним вместе. Если мне станет совсем плохо, Матс сделает это сам. Мне необходимо, чтобы он был рядом. В конце концов, это он открыл для меня Джамайку Кинкейд.
Я оказалась заперта в теле, на которое больше не могу положиться. В таком беззащитном теле. Дырявом, как решето. И выбраться из него я не могу. Так же, как не могу его игнорировать, махнуть рукой. Мне не вырваться, так что я должна попытаться выжить. Болезнь превратила меня в биологический организм, но я никак не могу понять, что именно от меня требуется.
Так хочется снова писать. Было бы слишком высокомерно утверждать, что критические заметки, статьи, эссе – это не литература. Еще какая, в высшей степени литература. Но это не писательская деятельность как свободная игра, где я сама могу устанавливать правила. Это не моя вселенная, не мое прибежище. Другие тексты выполняют определенные обязанности, они заданы извне. В личной, художественной, биографической литературе обязанность только одна – быть правдивой по отношению к тексту. Открыться ему. Стать податливой. Но после Май мне это не удается.
* * *
На следующий день после того, как я узнала диагноз, была наша четырнадцатая годовщина свадьбы. Мы отправились в город, решили пообедать в «Голубых вратах». Вареный лосось и французский картофельный салат, солнечно, тепло. Мне дали телефонный номер Центра груди на случай, если возникнут вопросы, и они возникли. Тысячи вопросов, из которых самый насущный – эта боль, у меня никогда так не болело тело, кости, живот. Как быстро разрастаются опухоли? Может, во второй груди уже тоже что-то растет, а если оно распространилось, что тогда делать? Я надиктовываю свой номер на автоответчик, чтобы они перезвонили. Но до конца дня так никто и не перезванивает. Я не спускаю глаз с телефона на пароме по пути на Юргорден, а потом и в ресторане. Не успели мы сесть, как тут же налетели осы. Они ползают по каперсам, картошке, по майонезу с укропом и по рыбе, у меня аллергия на осиные укусы, не хватало только проглотить осу. Я выхожу из ресторана, солнце припекает, после холодного лета вдруг пришла жара. Матс догоняет меня. «Идем на паром, пора возвращаться», – говорю я. И тут звонят с незнакомого номера. Женщина, которая говорит, слегка раздражена, что-то пошло не так, они не нашли мой номер, не смогли проверить, идентифицировать меня, поэтому не могли перезвонить. Меня трясет, я сажусь на скамейку у воды, так много туристов, народ толпится у входа в парк аттракционов, а мне что, так и сидеть, выкрикивая свою панику? Я спрашиваю, насколько велик риск, что опухоль перекинется на вторую грудь, распространится по телу. Она говорит, что все зависит от того, что человеку довелось пережить раньше. Некоторым трудно принять известие о том, что у них рак, может случиться кризис, если психика неустойчивая. Да, я много чего пережила в жизни, но когда и при каких обстоятельствах вообще может быть легко принять новость о том, что тебе отрежут грудь и подвергнут химиотерапии? Кому легко услышать онкологический диагноз, особенно если твои дети еще учатся в средней школе? Я говорю, что у меня
