удивленно поднимают брови. Про себя я улыбаюсь. Футболу понадобилось на восемь лет больше, чтобы привести их к врачу. Мой почти уничтожил сухожилия в запястьях в два раза быстрее. Парни явно под впечатлением.
20:00. Фрэнк выходит из кухни с двумя огромными кусками черного хлеба, между которыми зажат ломтик сыра.
— Бхаджан, давай кого-нибудь разыграем? — предлагает он.
Моим брату и сестре запрещено ходить на свидания, а любые друзья должны получить одобрение папы, так что развлекаться нам довольно сложно. Мы открываем телефонную книгу и просматриваем ее в поисках имени, которое нас бесит. Нам нужно что-нибудь манерное и высокомерное. Я набираю номер господина Манфреда фон Брокенбурга.
— Алло?
— Алло! Могу я поговорить с Кристианом? — спрашиваю я по-немецки, зажав нос.
— Здесь таких нет, вы ошиблись.
— Извините. — Я вешаю трубку.
Фрэнк выжидает пять минут, звонит и спрашивает Кристиана. К четвертому звонку старик Манфред почти сходит с ума и вопит, что не знает никого по имени Кристиан.
Мы завариваем себе чая чокаемся кружками и готовимся к последнему удару.
Дзынь-дзынь.
— Алло?
— Алло, — говорит Фрэнк по-немецки, — это Кристиан. Мне никто не звонил?
22.00. Забравшись в постель, я чувствую, как ноет каждый мускул, и выключаю свет. Осталось всего три дня до выходного.
Я пинаю грязный снег, пока мама, зажав трубку плечом, скребет телефонную карточку монеткой, чтобы добраться до кода. Мне снова приходится ждать, пока она сделает неотслеживаемый международный звонок. Так холодно, что я приплясываю на месте в своих дутых сапогах, ожидая, когда она выйдет из кабинки. Кажется, мама замерзла не меньше меня.
— Ладно, chérie[12], пошли выпьем чая.
Я приноравливаюсь к ее шагу:
— Ты дозвонилась до Нашей Подруги?
Мама кивает, натягивая хорошенькую зеленую шапочку поглубже.
— Она наконец взяла трубку. Иногда мне кажется, что она не отвечает потому, что не сделала ничего из того, что обещала. Но эта женщина живет в другом часовом поясе. — Мама улыбается, открывая дверь в булочную на углу.
Мы забегаем внутрь, спасаясь от ледяного ветра. Нас окутывает теплый аромат свежего хлеба.
Я почти ничего не знаю о Нашей Подруге. Она живет где-то в Бразилии, и именно она делает нам фальшивые паспорта. Я не знаю даже ее имени. Фрэнк с Кьярой тоже. Но вообще-то, мы даже не знаем собственной фамилии.
Родители решили, что пора получить совершенно новые документы на случай, если мамин отец раскрыл нас, пока мы были в Ванкувере.
— Почему твой отец нас преследует? — Я обхватываю стеклянную кружку с мятным чаем, и пальцы постепенно начинают отогреваться.
Мама опускает глаза:
— Он привык, что все всегда бывает так, как хочет он. Это общая проблема людей, которые обладают властью в маленьких городках.
— Он какой-то важный человек во Франции?
— Мм… — Она делает глоток. — Он не хотел, чтобы я уезжала с твоим отцом, и до сих пор злится… Наверное, даже больше, потому что всех его возможностей не хватает, чтобы нас найти.
— Он не любит папу? — Мне это кажется невозможным.
Папа такой замечательный! Ну когда он в хорошем настроении и не бьет сестру.
— Нет. — Она сухо улыбается. — Не любит. Именно из-за него за нами гоняется Интерпол. Мой отец настоял на этом.
— Но как он это сделал?
Долгая пауза.
— В той стране он… высокопоставленный оперативник в тайной полиции.
Господи! Я ничего не понимаю. Отец моей матери — мой дед! — охотится за нами все эти годы. Мама говорит, что он хочет посадить папу в тюрьму и отнять у нее нас.
— Но почему?!
Она снова молчит, и плечи ее опускаются:
— Бхаджан, все, что мы делаем, мы делаем только для того, чтобы защитить вас. Я хочу, чтобы ты это понимала. — Она говорит очень быстро. — Иногда, если кто-то считает тебя преступником, тебе приходится стать им, чтобы сбежать. Твоему отцу нужны были деньги, чтобы мы могли уехать, и нам пришлось… — Она замолкает.
Я вижу, что ее лицо мгновенно меняется: она вспоминает, что рисковать нельзя.
Первый раз в жизни я не уверена, что хочу знать подробности. Что-то в этой истории нечисто, а мне просто хочется, чтобы все было нормально.
— Но у вас трое детей, — робко замечаю я. — Может, он перестанет за нами гоняться?
— Нет. — Она смотрит на меня. — Он не перестанет.
Глава 10
Гейдельберг, 9 лет
Трава у реки мягкая, зеленая и по-весеннему свежая, усыпанная цветами. Идеальное место, чтобы поваляться после заезда вдоль Неккара на роликах. В одной руке у меня булочка, в другой банан. С маленькой тележки, где продают свежее молоко, доносится классическая музыка. Местные, разной степени раздетости, загорают рядом, подставляя лица солнцу.
Я пристраиваю голову на вытянутую руку Фрэнка. Ветерок путает наши длинные волосы и приносит запах сирени и свежескошенной травы. Сквозь слипающиеся веки я наблюдаю за толстым шмелем. Он летит куда-то без всякой цели и басовито гудит. Сладость лета опьяняет его так же, как меня. Но, как и всегда, стоит мне по-настоящему расслабиться, как тут же возвращается тревога.
Южный город Гейдельберг невероятно отличается от морозного зимнего Гамбурга, но все-таки вся эта красота больше не способна скрыть ужасную реальность: наша семья разваливается. У нас нет ни шанса отдохнуть, перевести дыхание, нам все время приходится куда-то бежать. Угроза, исходящая от Стефана и спиннеров, пришла снаружи, с ней можно было справиться. Но теперь беда подкралась из куда более страшного места: изнутри.
Я переваливаюсь на бок и кладу руку на грудь Фрэнка:
— Как думаешь, он скоро снова начнет с тобой разговаривать?
Перед самым переездом в Гейдельберг Фрэнк поспорил с папой из-за какой-то мелочи. Кажется, мы все уже забыли, что это было. И папа просто-напросто перестал с ним разговаривать. Сначала я думала, что это пройдет. Очень странно с кем-то жить, встречаться каждый день и при этом не смотреть в глаза и не говорить ни слова. Раньше ничего подобного не случалось. Но прошло уже несколько месяцев, и этот конфликт потихоньку обретает ужасающее постоянство. В квартире ощущается холод, которого не было раньше.
— Пока я не начну перед ним унижаться. И то не факт. — Фрэнк дергает траву.
— Может, мне с ним поговорить…
— Не лезь в это, Бхаджан. Я серьезно. — Он резко садится и затягивает шнурки на роликах.
Мы останавливаемся на уличном рынке, покупаем столько персиков, что рюкзаки приятно оттягивают плечи, и едем дальше, спрыгивая с высоких тротуаров. Наступает ночь, мы катим по тихим дорожкам парка, колеса роликов ритмично гудят в тишине. Я на мгновение закрываю глаза и раскидываю руки. Волосы,
