посетители были дворянами. Но от этого становилось ещё более противно. Даже все эти богатые выходцы из крестьян, купечества и прочих сословий, считали, что деньги наделяют их властью над теми, у кого этих денег нет. Они тешили свою порочную гордость, зная, что в "Аду" им позволено вообще всё.
В один день я видел, как один бывший царский офицер, имевший приличное состояние, заплатил лично хозяину баснословную сумму, чтобы прилюдно съесть местную, шанхайскую девушку. И тот дал добро. Ведь в "Аду" можно всё. Мне было невыносимо смотреть на подобное преступление и очень хотелось вмешаться. Но я не мог. Вернее, я испугался.
Меня пугало то, что я не могу вмешаться в процесс тайно, потому что из-за зуба, Морозов наверняка узнал бы о моей самодеятельности. А драться в открытую я просто побоялся. Потому что знал, что мне не победить в одиночку толпу кровожадных гиен. Да и, кроме того, я подставлю под удар, всю нашу операцию.
А потому я просто развернулся и ушёл, чтобы не видеть происходящего. Потому что я не был героем. Да и как быть героем в таком месте? Не в том смысле, что оно действительно своим беззаконием напоминало ад. Нет. Всё дело в том, что здесь, да и, наверное, везде в мире, зло было исключительно банально и просто. Все эти люди, что с восхищением смотрели за кровавой трапезой, мало чем отличались от любых других людей.
Просто само общество сделало их кровожадными, оно позволило им поступать так и дало возможность для того, чтобы кто-то был мясом, а кто-то хищником. И не изменив общество, всех этих монстров было невозможно победить, сколько бы пуль я ни потратил. Потому слова казались мне эффективнее. Они были для меня возможностью рассказать о своих переживаниях и высказать свои боли, касательно окружающего безумия.
Жаль, что их никто не слушал. Потому что вещи не могут сказать ничего вразумительного. Они созданы только для того, чтобы их использовать. А ещё, чтобы смотреть на них, как на декорации. И пока на меня смотрели, я мог, не боясь, говорить всё что хочу, зная, что всё равно не буду услышан и понят. Это общество всё равно бы не восприняло человеческую речь…
В стихах я стегал по гнойным нарывам "Ада": по курителям мака, глушителям хлебного вина и развратникам разных калибров и мастей. Потом испытывал боль. Потом плёлся в свою комнатушку. Спал. Повторял цикл. Повторял цикл. Повторял цикл. Повторял цикл. Это стало сводить меня с ума. Вернее то, сколь рутинно всё становилось.
Но однажды, проверенная схема изменилась. В наше заведение пришёл неожиданный гость, которого хозяин принял лично, у себя в кабинете. Мне бы не было до этого никакого дела, если бы администратор не повелел мне подняться к ним и составить компанию.
Когда я вошёл в комнату, плотно заставленную различным дорогим барахлом, то увидел за столом двух зверей. При чём в госте было столь мало необычного или примечательного, что я едва ли смог бы его чётко описать. Это был совершенно обычный пёс, породы лаек, коих на улицах можно было встретить немало. Пожалуй, он был самым "стандартным" среди всех них, настолько казался похожим на всех лаек, которых я видел ранее.
Бутлегер обратился ко мне, представляя гостя:
— Вот, Феликс, это Юмала. И он очень тобой заинтересован.
— Так это тот Романов, о котором ты говорил? — спросил посетитель.
— Да, тот, которого не надо похищать в Швеции. Кажется тебе непохожим на их род?
— Напротив. Я очень хорошо помню Александра. И его брата Константина…
— Верно думаешь. Этот парень говорит, что является потомком второго.
— На вид похож. Но что говорит твоя дурацкая сила?
— Моя сила не дурацкая! Вообще то она поддерживает порядок, который многим не сниться.
— Кто угодно будет вести себя пристойно, если убедить его, что за ним всегда следят. Все людишки параноики!
— Ты можешь не рассказывать мой секрет, когда тут стоит мой работник?! — голос Морозова сорвался на крик.
— Когда это ты набрался достаточно дерзости, чтобы на меня кричать? — гость, напротив, был крайне спокоен, — Или ты забыл своё место, пёс?
— Простите пожалуйста… — бутлегер виновато опустил голову.
— Тем более этот парень выглядит довольно смышлёным, он вполне мог и догадаться, что ты блефуешь насчёт всего, что не касается понимания лжи или правды. — Юмала явно меня переоценивал, — Он вообще выглядит так, будто бы является нюхачом из какого-нибудь ЧК! — зверь громко рассмеялся и хозяин заведения присоединился к этому смеху.
Я тоже выдал смешок. Только нервный. Потому что я вдруг понял, что этот зверь видел меня насквозь и это была вовсе не случайно совпавшая с реальностью шутка.
— Он мне нравится. — сказал пёс, — Самоотверженный. Рисковый. Отважный. Отрок рода, который все в этой стране ненавидят. Вполне подойдёт для наших задач.
— Заберёшь его сейчас? — с энтузиазмом произнёс волк.
— Нет. У нас ещё не всё готово. Нужно принести пару жертв, прежде чем мы сможем начать свой план. Я думаю, что этот зверь сам ко мне придёт, как время подступит к решающему моменту.
— Что ты имеешь в виду? — спросил хозяин заведения.
— А это уже не твоё дело.
Гость встал с кожаного кресла и направился к выходу. По пути, он остановился около меня и прошептал мне на ухо:
— Можешь не бояться. За свою бесконечно долгую жизнь я попробовал почти всё. Так что ты не разделишь судьбу той бедной китаянки. И не испытаешь чего-то более страшного, что испытывал тут. Однако, знаешь несмотря на то, что ты можешь сослужить нам отличную службу. Я всё равно отомщу за то, что ваша служба влезла не в своё дело. Но он, — Юмала кивнул в сторону сидевшего в недоумении бутлегера, — об этом уже не узнает. Можешь быть свободен.
Печать вторая — Йозеф — Неужели месть?
Две недели пролетели быстро. В этом Содоме эпохи модерна, которым являлся современный Шанхай, время текло совсем иначе. Особенно, во время вечеринок и беснований, что разгорались по вечерам в местных питейных и прочих увеселительных заведениях. Сколько я успел посетить подобных разгульных мероприятий за то время, пока ждал сигнала от Феликса!
Танцевал под заводную музыку портовых трактиров. Бил лица осевшим в Китае немцам и австриякам, напоминая им о Великой Войне и отыгрываясь за Брестский мир. Затем подружился с британскими моряками и пару дней подряд праздно скитался с ними вплоть до того момента, как они не сцепились с матросами Франции. Мне не хотелось участвовать в их
