послушать настоящую музыку захотят толпы народа… Он был мечтателем. Может, последним из них.
— И пошел к мафии.
— Все идут к мафии. Банки дерут адский процент, а за невыплату отправляют на лунные рудники.
— А якудза сажает мозги в ванночки. Они что, не знают об этом?
— Прекрасно знают. Но видишь ли…
— Мозг, помещенный в ванночку, продолжает грезить о счастливой жизни, — кивнул Мирон.
— Для многих этого достаточно, — согласился японец. — Видишь ли, многие японцы и так проводят практически всю жизнь, погрузившись в биогель. Работают, отдыхают, любят… В Минусе у нас очень тесно.
— Ты хочешь сказать, для вас — нет никакой разницы, лежать всю жизнь, погруженным в биогель, или стать гомункулусом в баночке.
— Для меня — есть, — отрезал японец и поднялся. Прошелся вдоль двери лифта — снаружи доносились глухие, приглушенные расстоянием удары — и повернулся к Мирону. — Поэтому, когда родителей забрали, я пошёл к Оябуну и предложил свой палец.
Он небрежно махнул правой рукой. На указательном пальце не хватало верхней фаланги, её заменял имплант.
— Сколько тебе было? — спросил Мирон.
— Шестнадцать. Меня взяли в гурэнтай. Сутенёрство, наркотики и шантаж. Я проработал на них пять лет.
— Но сейчас ты не с ними…
— И этим я обязан сэнсэю. Так что не вякай больше о том, чтобы я тебя бросил, ладно? — наконец в японце прорезалось что-то человеческое. Что-то от того мальчишки, которым он когда-то был.
Мирон невольно улыбнулся в ответ, а потом погрустнел.
— Хорошо, я понял, — кивнул он. Но затем, после некоторой заминки, спросил: — Ты думаешь, в каких-то ванночках могут плавать мозги твоих родителей?
Хитокири дернул плечом.
— Это не имеет значения, — наконец сказал он. — У них — свой путь, у меня — свой. Они отказались от меня в тот момент, когда пошли за деньгами к якудза, чтобы исполнить свою мечту.
— И мать тоже?
— Беря в долг, отец заложил жизни их обоих.
Мирону вдруг остро, до колик в животе, захотелось курить. А ведь у Хитокири наверняка есть сигареты… Но он почему-то не спросил.
— Моя мать стала алкоголичкой после смерти отца, — сказал он вслух. — Тоже своего рода уход от реальности. Нам с Платоном было двенадцать.
Японец вновь устроился рядом, но ничего не сказал. Тогда Мирон продолжил:
— Дом пришлось продать, и купить квартиру в Рязани. Сейчас это пригород Москвы, а тогда был отдельный город в жопе мира. Маманя нами практически не интересовалась. Говорила, таким умным мальчикам впору заботиться о ней, а не наоборот. Ну, мы и росли, как хотели. Платон погружался в свой собственный мир, а я ушел в киберспорт — не хотел зависеть от матери. Но первые пару лет, после смерти отца, мы с братом здорово дружили. Чувствовали, что кроме друг друга никто нам не поможет.
— Я тебе завидую, — вдруг сказал Хитокири. — Тому, что у тебя есть брат. Если бы брат — или сестра — были у меня, возможно, всё сложилось бы по-другому. Но к тому времени вышел закон о контроле рождаемости, да родители особо и не хотели… Они и меня-то завели, потому что выиграли в лотерею.
Наверху раздался особенно сильный грохот. Двери лифта задрожали, а потом вспучились малиновым пузырём.
— Ёб твою мать! — заорал Мирон. Хитокири уже был на ногах и тянул его к проходу между стоек.
— Мелета, что там? — спросил он на бегу.
— Босодзоку больше нет, — сказала программа. — Бакуто скоро будут здесь.
— А что Платон?
— Осталось около двенадцати процентов.
— Здесь есть еще какие-то двери? — спросил Мирон. — Что-то, что сможет задержать якудза?
— Могу включить систему пожаротушения. А затем пустить по воде электричество… Но вы должны уйти до этого.
— Давай так: включай пока воду — она не должна повредить водонепроницаемым кожухам серверов, а электричество врубишь, когда в этом будет необходимость.
— Принято.
На их головы хлынул ледяной, пахнущий резиной и ржавчиной дождь.
— Чёрт, Мелета! Ты могла бы подождать, пока мы не уберемся из этой секции.
— Команды ждать не поступало.
— Ладно, проехали, — Мирон поскользнулся в луже воды, упал на бок, ударившись о стойку плечом, поднялся, цепляясь за металлические перекрытия, и побежал дальше.
Несмотря на бег, его начало трясти: вода, такое впечатление, поступала непосредственно с горного ледника. Промокло всё: куртка, майка под ней, а из-за падения — еще и джинсы.
Промчавшись через лабиринт стоек с железом, они влетели в лабиринт стоек с мозгами. Где-то здесь лежит конструкт с Платоном, подключенный к большому распределителю… Мирон вспомнил, что пристроил модуль на одну из полок, довольно высоко над полом. Так что затопление ему не грозит.
— Мелета, сколько еще?
— Шесть процентов. Предположительно.
Из глубин здания неслись глухие удары, скрип — будто кто-то спускал огромную лебедку.
— Есть идеи, как отсюда выбраться? — спросил Мирон у Хитокири.
— Я планировал, что босодзоку подберутся к нам с противоположной стороны, через подвалы, и взорвут стену.
По лицу японца вновь было ничего не распознать.
— Прости, что тебе пришлось пожертвовать своими людьми, — сказал Мирон. — Мне очень жаль.
— Они прожили хорошую жизнь, — ответил японец. — И они не были моими людьми. Они были моими братьями. И тоже должны были гири сэнсэю.
— Так здесь есть еще подвалы? — спросил Мирон. Японец просто кивнул. Бесполезно сейчас развивать тему умерших братьев. Придёт время, и они оплачут их как положено.
— Мелета, предоставь карту всех подвалов, прилегающих к нашему. И поищи там… ну, какое-нибудь тонкое место.
— Есть стена к северо-северо-западу от вас. Её строили в более позднее время, и…
— Просто покажи место на карте.
Перед глазами засветился привычный зеленый курсор.
Подойдя к указанной стене, Мирон похлопал по ней рукой. На вид она ничем не отличалась от других пенобетонных стен, но раз Мелета говорит, что она значительно тоньше…
— По шахте лифта спускается вооруженный отряд, — бесстрастно доложила программа.
— У тебя ведь осталась граната? — спросил Мирон у Хитокири.
Японец разжал ладонь, на которой лежало, помаргивая синими огоньками, три цилиндрика величиной с обычную батарейку. Мирон сгрёб их все.
— Мелета, рассчитай, где их лучше оставить, — некогда было считывать спецификации, и он просто вытянул открытую ладонь, чтобы программа сама разобралась, что к чему.
Через секунду перед глазами загорелись три красных крестика.
— Если расположить заряды желтым торцом к стене, сила взрыва уйдёт наружу, — сообщила программа. — Но всё же лучше отойти подальше.
Мирон сделал, как она сказала, а затем кивнул Хитокири.
— Отходим. Пока не активируй взрыватели, — и уже программе: — Мелета, как у нас со временем?
— По моим расчетам фрагментация закончится через три… две… Всё. Конструкт в Плюсе.
— Платон? — спросил Мирон. — Где ты, крокодил? Мелета, ты уверена, что всё прошло успешно?
— Меня атакуют последние сорок семь минут. Я не могу отличить сигналы…
— Почему ты молчала? — крикнул Мирон. — Мелета? Где ты?
Тишина. Ни Платона, ни Мелеты. Он остался один. Не считая Хитокири…
Это призрак, — догадался Мирон. — Сонгоку нашел обходной путь…
Со стороны лифта послышался грохот, затем звуки выстрелов.
— Взрывай, — скомандовал Мирон японцу.
— Ты уверен?
— По расчетам Мелеты, Платон уже в Плюсе. А если нет — якудза всё равно очень скоро здесь всё уничтожат.
Японец активировал взрыватели, вспышка ослепила глаза.
Как только чуть осела пыль, они ринулись в пролом. Выстрелы раздавались всё ближе, за спиной что-то рушилось, грохотало, искрили провода, слышался звон…
Глава 9
2.9
Всё проходит. И это тоже пройдёт.
Стена и вправду была не очень толстой, но состояла из «умного» бетона — сразу за ними проём начал затягиваться.
Жаль, что это не остановит погони, — подумал Мирон на бегу. — Бакуто, если будет нужно, взорвут хоть половину здания…
Он отдавал себе отчёт, что просто так их не отпустят — у людей определенного сорта потеря лица являлась участью худшей, чем смерть.
— Мелета… — позвал Мирон. Безрезультатно.
Повезло, что проход в проломленной стене вывел их не в очередной запертый подвал, а на подземную парковку. Ряды спящих электромобилей, подключенных кабелями к распредкоробкам, длинномерные лимузины, многоэтажные стойки с велосипедами…
— Мотоциклы! — воскликнул Мирон, увидев знакомый отблеск в тусклом свете дневных ламп.
— Всего лишь скутеры, — пожал плечами Хитокири.
— Лучше, чем ничего, — пробормотал Мирон. Он не привык столько бегать. Ноги отваливались, в поясницу будто воткнули штырь.
