в окрестностях клиники. У некоторых дома были за городом – возможно, неподалеку от Уильямсов – или на Клэйтон-элли.
В самом низу карточек медсестры, как нас учили, делали разнообразные пометки:
избыточные кровотечения;
аменорея;
жалобы на головную боль;
колющая боль в животе;
нетипичные выделения;
реакция на препарат хорошая, побочных эффектов нет.
Одна из сестер – с размашистым почерком – снабжала заметки восклицательными знаками.
Пришла на инъекцию с задержкой! Не понимает, для чего назначен препарат! Припухлость на месте укола!
Свои инициалы эта медсестра в медкартах не проставляла. А от нас требовали каждую запись сопровождать своими инициалами и датой.
Как мне работать? Кого я оставлю с детьми? Моя мать сидеть с ними не может.
Это не оправдание. За стеной миссис Сигер продолжала беседовать с пациенткой.
Другие пометки сложнее поддавались трактовке:
дезориентирована, но спокойна;
крепкое телосложение, признаки утомления;
трудности с пониманием;
не рекомендуется оральная контрацепция;
непригодна.
Непригодна? Наши пациентки, как правило, были молодыми, бедными и необразованными. Но это лишь подтверждало важность нашей работы. Они в нас нуждались.
После операции мы дадим вам таблетки от боли. Пожалуйста, подпишите бумаги, и я запущу процесс.
Моя рука зависла над ящиком. Все-таки как понимать – «непригодна»?
Это на всю жизнь? Я смогу потом вернуть все как было?
Сможете, разумеется. Существует обратная операция. Это несложно. Распишитесь вот тут.
Пока я не видела никаких признаков правительственного заговора – по крайней мере, в медкартах. Может, миссис Сигер просто выполняет свою работу. К тому же «Депо-Провера» назначают по всей стране, не только у нас. Здесь нет того, что происходило лишь в Таскиги.
Ну что вы. Не плачьте. Вы сделали правильный выбор.
Я вернула папку на место и заперла шкафчик. Ключ проскрипел.
Распишитесь здесь. Угу. Да, я сама заеду за вами и довезу до больницы. Не беспокойтесь.
Внезапно я услышала, как открылась дверь смотрового кабинета.
Я не успею вовремя улизнуть. Думай, Сивил. Сяду на стул для посетителей и притворюсь, что жду. Я положила ключ туда, где взяла, приоткрыла дверь кабинета и выглянула. Миссис Сигер стояла спиной ко мне. Я выскользнула в коридор. Два шага влево – и можно подумать, что я просто шла мимо. Она повернулась ко мне, в глазах мелькнуло подозрение.
– Сивил, если вам нечем заняться, доставьте эту пробу в лабораторию. Справитесь?
– Да, мэм.
Лишь бы папки, которые я доставала, не торчали. Я так спешила, что не уверена, аккуратно ли замела следы.
Я обернулась:
– Миссис Сигер?
– Да?
– Э-э… Одна из моих пациенток, девочка, к которой я езжу на дом… Мне нужно у вас кое-что спросить. – Я затараторила, боясь растерять решимость: – Ей всего одиннадцать, миссис Сигер. У нее даже не начались менструации. Это выяснилось уже после того, как я сделала ей укол. Видимо, предыдущая медсестра допустила ошибку. В документах не было этой информации.
Миссис Сигер молчала. Я подождала, потом добавила:
– Я сделала отметку в медкарте. Делать ей инъекции больше не буду.
– Следите за пациенткой внимательно, Сивил. Расслабляться не стоит. Скоро у нее установится цикл, и вы должны быть наготове и предоставить защиту.
– Да, мэм, – пискнула я.
Миссис Сигер подошла ближе и тихо, будто боясь, что нас подслушает пациентка, сказала:
– Помните, Сивил, помочь этим людям можно, только действуя вместе. Мы трудимся ради общего блага, потому что нужны им. Мы все равно что… напутствующая рука Господа. – Она шумно вдохнула и выдохнула.
– Да, мэм.
Только забравшись в машину, я перевела дыхание. Миссис Сигер была уверена, что Индия с Эрикой уже ведут или вот-вот начнут вести половую жизнь. Неужели я тоже принимала это за данность? Осознав, что да, так и есть, я заплакала, но быстро взяла себя в руки. Некогда лить слезы. Нужно со всем разобраться, а значит – действовать быстро.
Тай дал мне кое-какую информацию. Я достала из сумки листок и развернула. Макаки-резусы. Гончие собаки. Разные животные, но и у тех и у других наблюдался рак матки. Я перечитала слова на бумаге – уже в который раз. «Апджон Фармасьютикалс». Доктор Гарольд Апджон. В США препарат появился на рынке в 1960 году и предназначался для предотвращения выкидышей. Также его выписывали при эндометриозе. Апджон работал в этой фармацевтической компании главврачом. Собаки и обезьяны, утверждал он, биологически отличаются от человека, потому нет причин полагать, что у людей будут те же последствия.
Знать наверняка в «Апджон Фармасьютикалс» не могли. Даже миссис Сигер, должно быть, ни о чем не догадывается. Вполне возможно, что правительство использует наших пациенток, словно подопытных кроликов, проводя клинические испытания, как на тех мужчинах в Таскиги. Если препарат и правда опасен, то выяснить, разовьется ли у женщин рак, получится только спустя много лет. К этому времени будет слишком поздно связывать болезнь с инъекциями «Депо». Эти женщины успеют состариться, некоторые из них умрут. Можем ли мы доверять правительству? Черт возьми, да я сама на него работаю. Не нужно себя обманывать. Мне хотелось поделиться мыслями с папой, но я боялась, что он заставит меня уволиться, прежде чем я докопаюсь до сути. Можно поговорить с Алишей. Она слышала то же, что и я. Мне необходимо выяснить, не травим ли мы пациенток.
В нашем городе причиной многих преступлений становилась бедность. А еще отчаяние. Расизм. Нехватка возможностей. Мы не только помогали отдельным семьям, но и приносили пользу всему сообществу. Беду всегда лучше предотвратить. Мы уберегали людей от принятия тяжелых решений, предоставляя пациенткам средства контрацепции. Миссис Сигер не зря тревожилась.
Я подумала об Индии с Эрикой, об их чистых после ванны волосах и новой одежде. О том, с какой радостью они слушали мои пластинки, как изумлялись движению иглы в канавке.
14
Я слушала «Будь паинькой» Букера Ти Джонса, когда ко мне в комнату вошла мама. До следующей инъекции, положенной Эрике, оставалось еще шесть недель, но при мысли о том, что каждый день кому-то вкалывают «Депо», у меня начинала раскалываться голова. Я не знала, как поступить.
Мама поводила головой в такт музыке, и мне вспомнилась ее прежняя манера танцевать. Не так, как сейчас – еле заметные, апатичные движения, – а по-настоящему, со взмахами рук и покачиванием бедер. Когда я была еще ребенком, мама танцевала постоянно. Однажды ночью я проснулась от того, что она топала по полу в кабинете, а папа, присвистывая, постукивал по подлокотникам кресла.
Сейчас мама сжимала листок бумаги. Он был сложен втрое, как если бы его
