больших собак и не видела, наверное, никогда. Разве что на картинках в интернете, и то не факт…
А он смотрит. Прямо в глаза, точно как его хозяин. И съесть они тоже оба легко могут. Только по-разному.
В голове только одна мысль, что он сейчас клацнет зубами и оставит меня без пары пальцев, а то и без всей кисти сразу. Но Михаил, кажется, действительно настроен довольно дружелюбно. По крайней мере все пальцы на месте, и он уже не лает. Наоборот, он переводит голову к моей второй руке и тыкается носом в ладонь. Мамочки… Что делать-то?
— Погладь его, — подсказывает Мирослав Сергеевич. — Мишка ласку любит. Он не тронет тебя, не бойся. Он теперь тоже думает, что я твой жених, — посмеивается, а я почему-то чувствую, как краснею от этих слов. Шутка затянулась, вот даже дошла до члена семьи самого Мирослава. И пусть этот член семьи собака, не важно!
Пытаюсь перебороть свой страх и провожу кончиками пальцев по носу собаки и чешу его между ушами. Он такой большущий, что моя ладонь кажется на его фоне еще меньше, чем есть на самом деле. Ладно… Похоже, он и правда не собирается меня съедать. По крайней мере не сегодня на ужин.
— Хороший мальчик, — приговариваю, еще больше настраивая собаку на дружбу, и он вдруг падает, переворачивается на спину и смотрит на меня таким взглядом, словно снова что-то ждет.
— Мишаня, что за наглость! — смеется Мирослав Сергеевич. — Дама ко мне пришла, а ну кыш.
— А что он хочет?
— Чтобы ты его по пузу чесала. Наглеет парень. Место, я сказал!
Но, говорит он не достаточно строго, видимо, потому что Мишаня только кидает на него недовольный взгляд и возвращает ко мне, тут же меняя его на выжидающий. Как это мило! На самом деле.
Мне страшно, конечно, но раз просит такой мужчина, я не смею отказывать. Присаживаюсь на корточки рядом с ним и чухаю его пузо, как он того и требовал под недовольные вздохи Мирослава. Зато Мишаня доволен. Конечно, в моих интересах его задобрить, он всё-таки представляет опасности сильно больше, чем Ольховский.
— Соня, он наглеет, — посмеивается Мирослав, поднимая меня за плечо, — пойдем в дом.
— Он такой мягкий! — плетусь за ним, оборачиваясь на собаку. Я провела с ним минут пять, и уже точно могу сказать, что влюбилась. Когда он не пытается меня сожрать — то выглядит довольно дружелюбным. И имя ему очень подходит, он и правда настоящий медвежонок. — И красивый!
— И наглый, — напоминает Мирослав и таки затаскивает меня в дом, закрывая дверь за нами.
Черт… С собакой там было проще. Он как-то отвлек от всех проблем и неловкостей. А сейчас мы оказались одни и меня вдруг осенило вообще все происходящее.
Он привёз меня к себе?
— Мирослав Сергеевич… Так это… — не могу собрать слова в кучу и сказать что-то адекватное, но, кажется, он меня понимает, и мне не приходится пытаться изъясниться и дальше.
— Да, Сонечка, это мой дом. И пожить я тебе предлагаю именно тут.
Он говорит так легко, словно у него тут уже десятки работников оставались на ночь. Ну или как будто я только и делаю что остаюсь в огромном доме своего начальника.
— Это неудобно…
— Неудобно девочку в беде бросать, Принцесса, — говорит он, проходя внутрь. Плетусь за ним. — А это удобно. Тут очень много места, его вполне легко разделить на двоих. — Он поднимается на второй этаж. Сворачивает по коридору налево и открывает первую дверь. — Вот. Твоя комната. Вещи твои тоже тут, ну, те, что я вежливо забрал у твоих родственников. На самом деле я просто сбросил в чемоданы большую часть шкафа, полочек и стола, поэтому, если что-то не захватил, прости, я не разглядывал, чтобы тебя не смущать.
С ума сойти… Вот прямо сейчас взять и сойти. Можно?
Комната, конечно, безумно красивая. Но вот те три чемодана моих вещей в углу кажутся еще более красивыми. Это такой уровень заботы, которого я не ощущала со дня гибели моих родителей. Это что-то… особенное. Мне безумно приятно. Так сильно, что я стою в слезах.
— А чья это комната была раньше? — спрашиваю, хотя даже не знаю, почему хочу знать. Наверное, просто пытаюсь скрасить неловкость.
— Ничья, — он пожимает плечами и обнимает меня одной рукой. — Есть ещё две других, тоже пустые. И одна моя. Я строил дом с заделом на будущее, большая семья, дети и все такое. А в итоге живу тут один. Сестра однажды гостила пару месяцев, и все.
— Все впереди, — говорю ему, отчего-то вмиг поверив в то, что у него и правда будет большая семья. И он наверняка будет очень классным родителем.
— Ага, — усмехается, но веселья в его словах вообще нет. — Ты располагайся, в общем-то, потом спускайся, поужинаем, я закажу что-нибудь.
— Мирослав Сергеевич, — меня накрывает чувствами. Искренними, настоящими, ценными. Во мне бушует такой большой океан благодарности, что ему банально не хватает места внутри. Мне нужно выплеснуть хоть немного. И я не нахожу ничего лучше, чем просто обнять его. По-настоящему, тепло и крепко. Со всеми чувствами, что разгорелись внутри. — Я даже не знаю, как вас благодарить.
— Не плачь больше, — говорит он чуть отстраняясь и щёлкая меня по носу. — Этого будет достаточно.
Глава 16. Мирослав
Как же, черт возьми, болит голова. Она трещит так сильно, что даже глаза открывать не хочется. Я вообще спал этой ночью? Не помню. Вертелся, крутился, но вроде спал.
Выползаю из-под одеяла и с закрытыми глазами плетусь к выходу из комнаты. Нащупываю ручку на двери и, заставив себя открыть один глаз, таки спускаюсь по лестнице, чтобы не убиться.
Надо срочно сварить себе кофе, иначе и голова не пройдет и проснуться нормально мне сегодня не светит. Пока кофеварка будет делать мне спасительный напиток — сбегаю в душ, и в целом можно будет очнуться и собираться на работу. Опять не успею позавтракать, походу, ну да ладно. Закажу что-нибудь на работу.
Захожу на кухню, всё так же на ощупь иду к кофеварке, тыкаю на какие-то кнопочки, а потом…
— Ой.
Слышу голос позади себя и в секунду открываю глаза. Что еще за ой?
Поворачиваюсь.
— Ой, — отзеркаливаю и сразу же просыпаюсь.
За барной стойкой с чашкой кофе сидит Соня, опустив глаза вниз, чтобы на меня не смотреть. Потому что я, бестолочь, притащился сюда в чем спал — в одних трусах. Слава богу не без трусов.
Я просто
