какая, лови да бери! Правда, тут же пришлось себя одернуть, ведь не так давно Лео обещал себе воздержаться от мыслей о женщинах, чтобы произвести хорошее впечатление на рыцарей ордена. К тому же, если говорить по правде, почти все беды юного Лео, которые ему случилось пережить в последние годы, случилось из-за женщин. Следовало дать себе передышку прежде, чем бросаться в новые приключения.
То, что Лео застал в "оберже" по возвращении, стало лишним подтверждением — если молодого рыцаря уличат в связи с женщиной, то не будут снисходительны.
Далеко по двору раздавался свист плети и стоны, так что даже старая лошадь, ходившая по кругу и накачивая воду, встревожилась.
— Это что? — спросил Торнвилль у орденского слуги, на что получил меланхоличный, но с изрядной долей ехидства ответ:
— Это рыцарь Пламптон плоть усмиряет!
Действительно, тот, запершись в своей каморке, нещадно хлестал себя плетью-многохвосткой, стеная от боли и греховных помыслов: только и было слышно, что "Господи, помилуй!"
— Отметьте там у себя, что я пришел, — мрачно изрек Торнвилль и направился отдохнуть.
Пришлось заткнуть уши пальцами, чтобы не слышать проходивший недалеко процесс самоистязания.
Вскоре Лео придремал, а когда очнулся, уже было тихо. Настроение вновь приподнялось. Впереди еще девять дней отдыха! Захотелось обойти крепость снаружи, полюбоваться ее мощью, а когда он доложил об этом своем желании, двадцатилетний Томас Даукрэй, внук Томаса Грина, навязался в сопровождающие.
"Следить за мной приставлен? — с горечью подумал Лео. — Не дело для рыцаря. Или у них это в порядке вещей?"
Как бы там ни было, молодой иоаннит повел себя достойно и не только не отгонял Лео от заинтересовавших его объектов, но, напротив, давал ценные и интересные сведения, которые не стал бы рассказывать шпиону (так, по крайней мере, казалось Лео).
Через круглую башню апостола Павла с его барельефом и гербом магистра д’Обюссона двое юношей вышли из крепости, и в начале шумного порта их взорам предстали три тела повешенных греческих монахов, меланхолически покачивавшихся от порывов ветра над торговой суетой.
Видимо, сие зрелище было здесь привычным, так что только Торнвилль обратил на него внимание и, аккуратно указав рукой в сторону повешенных, спросил:
— Чем же они так провинились? Я полагал, что монахи — люди тихие.
— Ты на одежды их не смотри. Они пролили кровь, и потому… — Вместо слов молодой иоаннит жестом указательного пальца вычертил в воздухе петлю. — Здесь не знаешь, откуда ждать ножа — от турецких подсылов или упертых греческих монахов.
Рыцари пошли далее вокруг родосской крепости по направлению против часовой стрелки. Сначала — от старых, прямоугольных башен с крестообразными бойницами, выстоявших еще под огнем мамлюков, потом — к круглой башне Святого Петра, украшенной барельефом этого апостола, гербом магистра Закосты и папским гербом с митрой и двумя перекрещенными ключами от Рая.
Вот путники обогнули Кастелло с небольшой башней Паньяка и пушечной батареей. Далее налево Пушечные ворота вели в рыцарский квартал — Коллакиум — к дворцу магистров, а прямо ворота Святого Антония вели внутрь Хоры. Над вторыми воротами виднелся барельеф их покровителя, святого Антония, исполненный, в отличие от многих прочих, не из белого мрамора, а из порфирного гранита.
Рыцари решили не входить ни в те, ни в другие ворота — не хотелось беседовать с вооруженным караулом, который мог от скуки остановить рыцарей и начать дотошно расспрашивать, — и продолжили движение вокруг крепости.
Её наружные окрестности мало походили на то, что есть сегодня. Снаружи были лишь немногочисленные домики, большое количество садов, дикие рощи, а местами — византийские церквушки и античные руины.
Сама крепость, как уже отмечалось ранее, тоже была иной. Она еще не обросла многочисленными бастионами, стены были намного тоньше, без позднейшей "земляной начинки", позволившей противостоять разрушительному огню османской артиллерии. Башни были выше и значительно отстояли вперед от линии стен, а ворот было больше.
Находились среди них и ворота Святого Георгия, на которых висел большой череп "дракона". Путешественники пока до них не дошли, но Томас Даукрэй обещал Торнвиллю их показать.
Так, между прочим, зашел разговор о де Гозоне — победителе чудовища.
— Это старая легенда нашего ордена, — ответил Даукрэй. — Случилось это в 1346 году, в тот год, когда де Гозон начал править Родосом. Тогда он еще не стал великим магистром, а был простым рыцарем. И вот, здесь, недалеко, в болоте у холма Святого Стефана жил дракон, питавшийся исключительно девственницами. Прежний магистр, Элион де Вилльнёв, запретил рыцарям сражаться с драконом, и когда де Гозон его ослушался, великий магистр посадил победителя дракона в тюрьму. Однако де Вилльнёв вскоре умер, а рыцари выпустили узника и единодушно избрали его великим магистром. Так что непослушание иногда полезно.
— Приму к сведению, — ответил Лео, а его собеседник, только что улыбавшийся, уже серьезно продолжал:
— Вернее, это раньше было полезно, а теперь совсем другие времена. И это не только послушания касается. Ньюпорт тут недавно сказал, что в наши дни дракон умер бы с голоду.
— А ты сам веришь в эту байку? — спросил Лео.
Даукрэй еще больше посерьезнел:
— Понимаешь, Лео… Иной раз и отказываешься верить, но глаза убеждают тебя в обратном. Сейчас мы подойдем к воротам Святого Георгия, и ты все увидишь сам.
Ворота Святого Георгия в то время представляли собой старую прямоугольную проездную башню, на которой виднелся мраморный барельеф Святого Георгия Победоносца, поражавшего дракона, а также гербы великого магистра Флювиана, папы Мартина Пятого и герб ордена иоаннитов.
Торнвилль сразу увидел на воротах то, что мы упоминали чуть выше. Огромный череп, больше лошадиного, но принадлежавший не травоядному животному, судя по пасти с острыми зубами. Также к воротам были прибиты гигантские кости, не подходящие ни одному из известных Лео больших животных.
— Вот об этом я и говорил, — тихо промолвил Томас. — Можно сомневаться в легенде, но как можно не доверять своим глазам? Ведь это же ни на что не похоже, не так ли?
— Воистину. Неужели настоящие?
— А ты как думаешь? Из камня высеченные? То-то, что нет. Ни бычьи, ни лошадиные, ни ослиные. Даже не слоновьи. И тем не менее, если на досуге ты поймаешь простую ящерицу и изучишь ее, то найдешь большое сходство как раз между ее строением и набором этих гигантских костей, особенно лап. Только тут еще и зубы. Недаром их поместили сюда, под Георгием Драконоборцем.
— А ты слона видел?
— Не приходилось.
— Вот было бы занятно поглядеть. Больно чудной он на картинках в "Бестиарии". Неужто такой может жить на белом свете?
— Может. Только живьем он
