плечи и трясти, трясти и приговаривать: «Ваша курица! Что она стоит по сравнению с тем, чем я занимаюсь изо дня в день! Вы вздумали учить меня, меня! Ваша свобода в моих руках! Одно слово — вы на свободе. Другое — и тюремные стены захлопнутся за вашей спиной. Слышите, никаких фамильярностей!»
Ему надо успокоиться, прийти в себя. Он спешит в свою берлогу на улице Каде. О его приходе извещает колокольчик на двери. Дзинь! Мы уже дома. Его сокровище здесь, в яслях, не хватает только вола и осла. Лежит. Поблескивает. В одном он уверен: все, что здесь собрано с такой тщательностью, не может идти ни в какое сравнение с краденой мелочью той девчонки. Садится в кресло. Ему надо передохнуть, как после долгого и трудного поединка. Да, так оно и было на самом деле. Он — хозяин положения, на какое-то мгновение почувствовал себя слабым, беззащитным! Предел всему! Надо признаться — его тянет к ней! Не лучше ли будет отправить полиции ее отпечатки? Тогда она надолго будет в его власти. Ведь такие дела разбираются месяцами! Мареско ощупывает себя в поисках сигареты. Вспоминает свою щедрость. Как будто этот маленький подарочек был чем-то вроде реванша. Только в чем? Он превращается в идиота. Забывает о главном. Он заболел Иоландой, как заболевают краснухой. Она чешется везде, оно и лучше, что чешется. Что это еще за гитара? Ничтожный инструмент, он требует постоянной тренировки. Нужно узнать поподробней.
Звонит к себе. Трубку снимает его мать.
— Откуда ты звонишь?
— Из Дворца. — Что неправда, то неправда. Не любит подобных расспросов. — Маллар пришел?
— Уже целый час тебя дожидается. Ты ему назначал?
— Да. Я был занят. Сейчас приеду. Пусть подождет.
В Нувель-Галери тоже есть гастрономический отдел.
Туда он никогда не заходил. Ему интересно, как у Иоланды получалось, когда она ходила за покупками! Раньше было немножко по-другому, другие прилавки, расфасовка. Но все равно, как и прежде, нужно взять тележку. Толкаешь ее впереди себя, как колясочку, между рядами банок, флаконов, разноцветных пакетиков. Покупатели все такие предупредительные. Стараются вежливо объехать, и вид — как у санитаров с инвалидами на прогулке. Мареско в центральном проходе, передвигается медленно, рассматривая консервы. Выбирает, что можно унести незаметно. Вскоре замечает, что это выше его сил. Например, баночка с чечевицей. Нечто объемное. Такую незамеченной в кармане не унесешь. Берет другую банку — с кислой капустой. Держит в руке, взвешивая. Сначала в одной, потом в другой. Даже в тележку положил, и она покатилась, как только он тронулся. То же самое с шампиньонами в сметане. Может, попробовать рыбные консервы? Они более плоские. Вот — морской язык. Да, чтобы их достать, нужно открыть холодильную камеру. Руки замерзнут. Чувствует себя неловко. Ему кажется, что он как-то выделяется среди прочих покупателей. Лучше отказаться. Да, в этом она его опередила! У каждого своя специфика! Мареско оставляет тележку посреди зала. Дежурный подберет. Быстро выходит, оглушенный громкоговорителями, расстроенный неудачей, полный сомнений, вновь обступивших его. Конечно, какую глупость он только что совершил! В ярости сжимает кулаки. Приближается к дому. Стоит некоторое время перед дверью. Успокаивается. Появляется новая идея: поселиться с Иоландой, ни от кого не зависеть. Она ему будет рассказывать о своей нелегкой жизни, и он ничего не будет от нее скрывать. Так они помогут друг другу стать лучше. Входит. Мать уже ожидает его у порога, а взгляд как у старшины, встречающего очередного солдата из увольнительной. Говорит тихо, почти не шевеля губами:
— Оставить его на обед?
— Да. Да, конечно.
Хорошо, будет с кем поболтать за обедом! Какая удача. Ему нетрудно развеять сомнения Маллара. Вскоре Мареско переводит разговор на Иоланду Рошель:
— У комиссара есть новые сведения об этой особе?
— Начнем с того, что ее настоящее имя Жанна Бодуэн.
— Я уже знаю. Меня интересует в первую очередь, как и на что она жила до встречи с пилотом «боинга». Мне кажется, в полиции это как-то упустили из виду. Берите, не стесняйтесь.
— Я вам хочу сказать, мэтр, что комиссар Жандро и его команда настолько уверены в невиновности Иоланды Рошель, что их больше интересуют Молинье и Канен. С одной стороны — бортпроводник. С другой — командир самолета. Не пахнет ли здесь наркотиками?
— Какой ужас! — шепчет старая дама.
— И даже, — продолжает Маллар, — эта группа, с которой она выступала. Они часто выезжают за границу. Надо думать, не только из-за любви к искусству. Эти «Галопэны» — их сценическое имя — довольно много зарабатывают.
— Но тогда и у Иоланды должна быть кругленькая сумма! А следствием установлено, что она жила довольно скромно.
— Здесь что-то не так! Инспектор Крюмуа думает, что Джамиля воспользовалась слишком уж большой щедростью своего любовника. Отсюда и драма! Но у этого дела есть другой аспект, которым будет заниматься сотрудник финансового отдела прокуратуры! Ему поручено выяснить, чем вызваны столь частые поездки в Женеву солиста этой группы.
— Мама, вы слушаете? — спрашивает Мареско. При посторонних он к ней обращался на «вы». — А ведь Иоланда не так уж и виновата. О ней можно сказать, что слишком ревнива, и предположить, что убила она. Сама-то она все отрицает.
— Мсье Маллар, сможете ли вы мне объяснить, почему моего сына интересует эта потаскуха?
Маллар, чтобы разрядить обстановку:
— Так в том и состоит его долг. Долг адвоката. Если ее выпустят, вы сразу увидите, как ставка его повысится.
— Мы же не на скачках, — едко замечает мадам Мареско.
Маллар глазами показывает Мареско, что ничего обидного не имел в виду. Но Мареско весь в своих мыслях:
— Так ли хорошо она играет на гитаре?
На этот раз Маллар говорит, выбирая слова:
— Говорят! Впрочем, легко проверить. Я достал пластинку этой группы.
— Что? — Мареско отталкивает стол, вставая. — Где она?
— В вашем кабинете. С большим трудом достал.
Мареско уже в соседней комнате. Мать встает из-за стола, даже не взглянув на гостя.
— Куда вы ее положили? — кричит адвокат.
— Иду, иду. Я ее переписал на магнитофон.
Магнитофон на стуле вместе с перчатками детектива. Маллар всегда работает в перчатках. Он крутит ручки, настраивает звук. Затем устраивается на подлокотнике кресла в позе меломана. Лицо сосредоточенное, готовое отдаться во власть музыки. Мареско хмурит брови.
— Не хотите ли мне сказать, что это треньканье и есть гитара?
— Потерпите, сейчас услышите.
И вдруг гитара зазвучала. Звук так отчетлив, что слышно движение пальцев по струнам. Вот провела мизинцем, и металлическая струна завибрировала на высоких нотах. Грустная мелодия, вроде португальской фадо, разлилась, завораживая присутствующих. Гитара пела
