другой?.. Хотя, по сути, есть только одна, которая ждёт, – ждёт ли ещё?..
Вдруг совершенно отчётливо Игорь услышал журчание воды невдалеке. Он огляделся – вокруг недвижно лежали тяжёлые, застывшие белые снега. Но где-то же журчал ручей! Он догадался: журчание доносилось снизу, оттуда, где под толщей снега несомненно проснулся и бежал ручей. Ему вдруг страстно захотелось сейчас же, немедленно увидеть эту живую, бегущую воду. Лыжной палкой, ногами и руками он принялся в азарте долбить, разгребать снежную толщу. Снег был тяжёл и плотен, но Игорь не сдавался: у него было такое ощущение, что он стучится в некую дверь, будит землю, торопит весну, помогая ей скорее явиться на свет. Четверть часа потребовалась ему, чтобы под более чем метровым слоем снега обнаружить, наконец, маленький, слабый ручеёк: тонкая прозрачная струйка бежала в камешках. Он тронул один камешек и в поднятой этим движением донной мути успел разглядеть чёрного жучка; вовсю работая лапками, тот унёс своё веретенообразное тельце обратно в ил.
Эти два открытия, бегущий под снегом ручей и жучок, доставили ему радость, сравнимую с радостью первооткрывателя. Вот, в природе ещё зима, по ночам и даже днём морозно, птицы не поют, кажется, всё ещё спит мёртвым сном, придавленное тяжёлым холодным снегом. Ан нет, жизнь идёт своим чередом, природа просыпается – весна идёт!.. А у него, когда у него наступит весна? Его переписка с Людмилой, всё, что с нею связано, не так ли точно мертво, давно мертво, практически с самого начала? Таня и Алёшка – вот где живое! И они совсем рядом и ждут, может быть, ещё ждут…
После лыж он шёл по городу. В нескольких местах на улице работали группы матросов и солдат. Молодые парни в одних тельняшках и гимнастёрках, работая ломами, лопатами и даже отбойными молотками, весело крушили слежавшийся за зиму, толстый и твёрдый, как камень, снег, обнажали тротуары, громоздили на обочинах улиц и дорог горы снежных и ледяных обломков. Игорь знал: эти горы будут ещё долго, порой до самого лета лежать неубранными, постепенно оседая, медленно истаивая и становясь всё чернее.
23
В середине марта Игорь позвонил домой родителям, как делал это, если была возможность, каждую неделю. Мать рассказала ему о последнем звонке Веры Николаевны: та сообщала, что Людмила выходит замуж.
Эта новость подействовала на него, как шок, – действительно, вначале он даже не почувствовал боли. Напротив, было что-то похожее на радость, радость долгожданного освобождения: наконец, покончено будет с напрасными мечтами, с ожиданием писем, с бессмысленными хождениями на почту. Боль стала пробиваться несколько позже, когда он заметил, что что-то исчезло, ушло из его повседневной жизни, что приходилось теперь отвыкать от каких-то приятных привычек.
Привычек таких было немного, в сущности, одна единственная – привычка регулярно слушать сводку погоды по стране; особо интересовала его погода там, где находилась Людмила. Ему приятно было думать, что и она в этот момент слушает радио, интересуясь тем, какая погода там, где находится он. Эти минуты воспринимались им как некие виртуальные свидания, взамен реальных, настоящих, которых не могло быть по причине большого расстояния между ними. И каждый раз его желанием было, чтоб ещё больше света и тепла было там, где была она, и ещё больше темноты, мрака, холода, каких-то необыкновенных, сугубо неблагоприятных погодных явлений там, где был он. Он надеялся, что чем более суровым испытаниям подвергается он на Севере, тем сильнее, наградой ему, становится её беспокойство о нём: «Как он там?» Ведь это так естественно, что люди, не равнодушные друг к другу, – поначалу хотя бы просто знакомые друг другу! – находясь вдали, задаются подобным вопросом! Не это ли самое Таня имела в виду, когда говорила, что ей достаточно знать, что он и вдали думает о ней?.. Теперь этих воображаемых свиданий, «свиданий-фикс», не стало. Мать советовала больше не писать Людмиле, обещала сама написать сыну письмо и сообщить в нём какие-то подробности. Зачем? И без них всё было ясно.
На другой же день Игорь подписал новый договор с фирмой. Он никому не стал объяснять, чем был вызван этот неожиданный шаг, а родителям и вовсе пока не сообщил о нём, чтобы не дать им повода связать его решение с замужеством Людмилы: в их глазах решение сына могло выглядеть актом отчаяния, каким оно отчасти и было, и, несомненно, вызвало бы новую волну жалости к нему. В конце концов, он заранее знал, что отец и мать одобрят его шаг, знал даже, какими именно словами: «Хорошие деньги зарабатываешь – какой смысл от них отказываться!» С подписанием договора на следующие три года Игорь становился жителем Заполярья.
Случайно вышло так, что в этот же день его институтский товарищ Вадик Уткин, отработав молодым специалистом ровно три года, уволился из фирмы и покинул Север.
На третий день после получения известия боль всё-таки настигла его, она желала быть утолённой – тогда он и написал следующую записку:
«Людочка, милая, ну разве люди так делают! Не нравится тебе человек – почему не сказать ему в лицо: не надо, не говори, не пиши? Зачем окольными путями доводить до него эту весть? Ведь он имел дело с тобой, а не с Верой Николаевной. Нельзя же думать, что ты была бы для него столь большим приобретением, что, потеряв тебя, он наложил бы на себя руки: утопился, повесился или ещё что-нибудь такое с собой сделал. На этот счёт ты можешь быть совершенно спокойна. Человеку этому нужен был объект мечтаний на одну полярную ночь – вот для чего ты была ему нужна! Ни на что другое ты со своей неразвитостью, нелюбопытством, элементарным невежеством не годишься. К сожалению, он очень зол сейчас, злость и подвигает его на откровенность. Но ему отвратительна эта злость, так же отвратительна, как былые мечты, так же отвратительна, как ты».
Не решаясь отправить, Игорь носил пока записку в кармане. В городе он встретил Женю Луценко, своего соседа на маяке, они прошлись по городу, зашли посидеть в кафе «Волна», там Игорь и рассказал товарищу о том, что у него случилось.
– Теперь, значит, возьмёшь бутылочку и помянешь, так сказать? – сказал тот с сочувствием.
– Нет, это не в моём характере. Я ей записку написал. Хочешь прочитаю?
– Валяй! Я люблю про любовь.
Игорь начал читать. С каждым словом записки лицо у Луценко мрачнело.
– Хлёстко! – выдохнул он, когда Игорь закончил чтение, словно слушал он не дыша и с трудом дождался окончания чтения. – Или ты её очень любил, или
