клубах, где люди беседуют о политических событиях. Фокскрофт глубоко несчастен и хочет допиться до белой горячки, это желание свойственно несчастным людям.
«Он-здоровый, сильный парень и может вместить огромное количество спиртного. Напивается он ежедневно, иногда два раза в день… Обычно я встречаю его в клубе часов около пяти, он сильно пьян, но говорит более или менее членораздельно.
«Года два назад я наткнулся на него в клубе впервые. Он прислонился к моему плечу и стал бормотать что-то невнятное. На меня повеяло запахом спирта. Вскоре я сообразил, что он хочет сообщить мне какие-то ценные сведения-последнюю биржевую новость.
– Ладно, говорю я. Выкладывайте.
– Продапшени, – сказал капитан Фокскрофт. Продапшени… только узнал… разбогатеете…
– Что такое? – спросил я.
– Продапшени, – повторил он очень выразительно. Или вы английского языка не понимаете?.. Пшеницу, пшеницу… Знаете вы, что такое пшеница?
– Пшеница? Да, знаю.
– Ну, так продавайте ее, – пробормотал капитан Фокскрофт. – Цены падают.
И он удалился.
«Конечно, никакой пшеницы я продавать не стал. На следующий день встречаю капитана на Пятой Авеню. Как это ни странно, но он был совершенно трезв. Гетры на нем жемчужно-серые, в петлице гвоздика, в руках трость.
Внезапно меня осенило вдохновение. Я его остановил.
– Капитан, – говорю, – я вам хочу сообщить последнюю биржевую новость… Продавайте пшеницу… понимаете?.. Продавайте пшеницу… цены падают… последние сведения.
«Капитан схватил меня за руку и отвел в сторонку, где нас не толкали прохожие.
– Слушайте, – говорит, – а ведь, пожалуй, это не утка. Я еще вчера получил эти сведения из Миннеаполиса. А вы откуда?
– Из Чикаго, – отвечаю я. – От сведущих людей.
«Капитан ушел и поспешил продать пшеницу. Цены начали падать на следующий же день, и в течение нескольких недель капитан Фокскрофт заработал восемьдесят тысяч долларов. Сведения самые точные, – я их получил от его маклера.»
– Да неужели? – воскликнул Мередит. – А сколько заработали вы?
– Ничего… Я не продавал пшеницы. К делу я отнесся несерьезно. Для меня это был забавный инцидент, а для капитана Фокскрофта-восемьдесят тысяч долларов.
5
Явился м-р Придделль. Стуча каблуками, спустился с лестницы и, хлопнув дверью, вошел в комнату.
М-р Теодор Придделль-ударение он ставил на последнем слоге избрал своей специальностью подражание покойному президенту Рузвельту. Лицом он несколько походил на Рузвельта, но ростом был ниже. То обстоятельство, что его звали так же, как и президента, казалось ему странным совпадением, имеющим какой-то тайный смысл. Но о своих догадках он никому не говорил из боязни показаться смешным. Другой его специальностью была агрессивная практичность. На Майкла Уэбба он смотрел, как на человека непрактичного, но тем не менее достойного симпатии.
Он считал Майкла Уэбба дураком и очень его любил. Себя м-р Придделль считал умнее м-ра Уэбба, а м-р Уэбб считал себя умнее м-ра Придделля. Сознание собственного превосходства нередко является фундаментом прочной дружбы. Частенько они вдвоем бродили по проселочным дорогам.
– Эй, вы, бездельники! – крикнул м-р Придделль, появляясь в дверях. Как поживаете? Вижу, вижу! Вы за топили камин… Неженки!.. поджариваетесь у камина в теплое летнее утро!
С этими словами м-р Придделль вошел в комнату и приблизился к камину, чтобы погреть спину.
– Да, я затопил камин, сказал Майкл. – Я до такой степени и изнежен, что в сырое темное утро не прочь погреться у огня. А где же ваш костюм для верховой езды, Теодор? Неужели сегодня утром вы не хотите проехаться перед завтраком?
Утренние поездки м-ра Придделля занимали всех обитателей гостиницы. Он нанял на весь сезон смирную крестьянскую лошадку. Неотъемлемыми принадлежностями его костюма для верховой езды были шпоры, широкополая фетровая шляпа и красный шелковый платок, который он повязывал вокруг шеи.
– Пусть ливень вас не смущает, сказал Мередит Купер.
– О. Теодор ездит и в дождь, объявил Майкл. Для него это никакого значения не имеет. Ведь вам все равно-дождь ли льет, солнце ли светит, не правда ли, Теодор?
– Ну, конечно, отозвался новоявленный Рузвельт и хлопнул почему-то в ладоши. – Чепуха! Маленький дождик мне не помешает. Я не еду до завтрака только потому, что проспал. Слишком поздно проснулся. Будет дождь идти или нет, но сейчас же после завтрака я отправляюсь в путь… Ну, а вы что тут делаете? Должно быть, бреднями занимаетесь?
– Да, занимаемся бреднями, ответил Майкл. Рассуждаем на тему о душе.
Эти слова Майкл произнес по вдохновению. Внезапно ему захотелось узнать мнение м-ра Придделля о душе.
– Как вы думаете, Теодор, есть ли у вас душа?
Голос Майкла прозвучал мрачно и глухо.
– Я не думаю, я знаю, – с торжеством заявил м-р Придделль. Конечно, у меня есть душа… Я верю в Библию. Вам, старина, не удастся напичкать меня вашими недопеченными атеистическими и социалистическими идеями.
Эту речь он произнес громко и с увлечением, словно хотел, чтобы весь дом его слышал. Держал он себя чрезвычайно дружелюбно и, закончив фразу, с размаху хлопнул Майкла по плечу.
Майкл Уэбб знал, что м-р Придделль-человек значительно более способный, чем кажется или он сам себя считает. Думая о м-ре Придделле, как о дураке, Майкл всегда делал оговорку: м-р Придделль-дурак только потому, что хочет быть таковым. М-р Придделль не подозревал о своем желании быть дураком, ибо принял это решение подсознательно, как принимаются все великие решения. А так как м-р Придделль не знал даже того, что он наделен подсознательным умом, то, очевидно, все подсознательные решения обречены были остаться для него тайной.
Как бы то ни было, но много лет назад он принял решение стать дураком на всю жизнь… Впрочем, была одна область, в которой он не желал быть дураком. Это исключение он сделал для финансовых операций и закладных.
Когда м-р Придделль проводил финансовые операции, самый злостный циник не мог не признать его умным человеком. И тем не менее… он подражал Рузвельту и был насыщен глупостью, как насыщен духами будуар леди.
Но почему решил он стать дураком? Основания у него были – не одно, а несколько, – но все они до такой степени переплелись, что желающий распутать этот клубок должен старательно отделять каждую нить. Боязнь реального-вот одно из оснований. М-р Придделль боялся, как бы реальность не уничтожила его иллюзий, а ведь гибель иллюзий повлечет за собой и гибель карьеры… Будучи дураком, человек может избежать реальности; в сущности, это самый верный путь.
Этот вывод не дошел до его сознания. Вернее, то был не вывод, не мысль, а ощущение-туманное ощущение, позолоченное такими словами, как «специалист», «концентрация», «динамическая энергия», «делай свое дело». Вдобавок он смутно сознавал, что современная цивилизация есть компромисс между противоборствующими разновидностями лицемерия, в которых легко может увязнуть любой человек. О, конечно, нетрудно избрать себе путь, если заранее знаешь, какой из видов лицемерия окажется наиболее действенным. Но кто может знать заранее?
Итак, карьеристу рекомендуется быть дураком во всем, кроме своей специальности. Однако не стоит подавать вид, что ты дурак. Чрезвычайно непрактично вмешиваться в споры, от которых никакой выгоды быть не может. М-р Придделль понимал это чутьем… не сознавал, но чувствовал. Но… немыслимо жить среди людей и занимать солидное положение, а м-р Придделль намерен был занять таковое, если ты не можешь высказать по тому или иному вопросу свое мнение. Здесь ему на помощь пришла гениальная идея подражать Рузвельту. От Рузвельта никто никогда не ждал действительно глубоких и волнующих слов. Весьма вероятно, что м-р Придделль чутьем понял натуру Рузвельта, понял, что эта роль спасет его от опасной реальности и в то же время даст возможность прослыть простым и добрым малым.
Постоянно кружился он в пенистом водовороте фраз; тысячу раз повторял в течение дня: «Вздор!», «Вот это здорово!», «Какое безобразие! За такую штуку парня следует посадить в тюрьму!»… Безобидные пустые слова, создававшие ему репутацию человека мужественного и откровенного. Вряд ли нужно упоминать, что он стоял за «хороших граждан», «демократические идеалы» и за формулу: «каждому свое место». В политике он
