на другое место… перенести вес…» — сосредоточенно думала Тамара, прислушиваясь к своим ощущениям. Делать это она могла, но без Стикера скорость её ходьбы едва ли достигала черепашьего лимита.
Она попробовала оторвать от пола правую ногу — левое колено предупредило, что готово болеть, и Тамара поставила её обратно. Постояла ещё какое-то время. Потом попробовала снова… Левую ногу сильно укололо и Тамара уйкнула, сморщив лицо.
«Глупостей не делай, — предупредил Стикер, — берись за меня и пошли. Легче станет…»
— Отстань, — шёпотом ответила Тамара, — кажется, мои ноги… Мои ноги сейчас… — она попробовала сделать новый шаг, но левую ногу — на которую теперь шёл первичный упор — на этот раз кольнуло довольно сильно, так что Тамара едва не вскрикнула. Прикусила губу и изо рта вышел лишь сдавленный писк.
— Да что с вами?! — в сердцах спросила она, обращаясь к ногам. — Какого чёрта?! Вы же только что…
— Ты с кем?.. — дверь открылась и в комнату заглянула мама, застав Тамару в весьма странной позе — с согнутыми ногами и раскинутыми в сторону руками. — Ну что ж ты делаешь… — вздохнула она.
Подошла, взяла Стикер, вручила его дочери и с силой сжала её пальцы на ручке.
— Я хотела попробовать пройти сама, — честно сказала Тамара, со стуком опираясь на трость.
В ответ на её слова мама только болезненно поморщилась — как будто это у неё болели ноги.
— Сегодня после школы — сразу домой, — предупредила она Тамару за завтраком, — можешь с последнего урока отпроситься, я потом поговорю с Еленой Сергеевной.
— Маму-у-ль, — протянула Тамара жалобно, — ну можно мне до «Стаккато» съездить? Пожалуйста! Я там спокойно посижу, скакать не буду…
— Я вчера сказала тебе: никаких «Стаккато». Пусть они без тебя разбираются. Вот ещё придумали — на тебя вешать такую ответственность… Кроме того, знаю я, как ты там «спокойно посидишь». Ты так физически не умеешь… Я после обеда позвоню Егору, он проследит.
— Мам.
— Что?
— Почему вы его позвали?
— Он твой брат. И имеет право быть здесь.
— Но он же…
— Он — семья. Он наш с папой сын, так же, как и ты — наша дочь.
— Мне он не семья.
— Не тебе это выбирать, Тамарчик, — вздохнула мама, кутаясь в серый шарф и надевая пальто, — давай, до вечера, — она поцеловала дочь на прощание и удалилась.
Оставшись на кухне в одиночестве, Тамара достала телефон и открыла беседу. Вчерашнее сообщение она так и не отправила, и в «Стаккатовцах» по-прежнему было пусто. Зато написала Агата:
«Утро. Ну что, идём сегодня?»
«Не знаю… Я в тисках, — напечатала ей Тамара. — Но я хочу попробовать».
«Влетит тебе потом?»
«Однозначно. Но это — важнее…»
Агата ответила спустя время:
«За мной после школы заедет папа. Он на машине, и может нас обеих довезти до Сухоложской».
Тамара обрадовалась:
«Круто! Он реально к школе подъедет?»
«Да».
«Зашибись! Увидимся!»
Несмотря на строгий запрет матери, Тамара железно решила, что сегодня съездит в «Стаккато». И постарается ездить туда, сколько бы ей ни запрещали. И никакие Егоры её не остановят. Даже последствия и вечерняя ругань её не пугали… Вернее, пугали, но перспектива подвести ребят из «Стаккато» и безудержно пропасть пугала куда больше.
Собираясь в школу, Тамара раздумывала о том, что произошло с её ногами утром.
Они двигались сами. Двигались в такт, будто бы… разминались. Это наталкивало Тамару на мысли: а что если натренировать ноги? Всю сознательную жизнь взрослые, да и она сама тоже, только и делали, что лечили её несносные больные колени, или старались эту боль снизить. «А что будет, — думала Тамара, складывая стопку тетрадей в портфель, — если я начну… тренироваться? Каждое утро?»
По капле. По крупинке. Каждый раз заходя всё дальше, каждый раз терпя боль в ногах на секунду дольше. Что, если это поможет? Что, если однажды её ноги станут настолько сильными, что она даже сможет побежать?
Такие мысли всерьёз воодушевили Тамару, и она развеселилась.
— Ну погнали в школу, палка! — сказала она Стикеру, изо всех сил упирая его в пол. Он пока что не догадывался о причинах её внезапного воодушевления, и Тамаре это очень нравилось. — Навстречу новому дню!
* * *
— Клянусь, так всё и было! Ты на рисунки его погляди, какой жирный…
— Ты что, серьёзно? От отравления живот не надувается, придурок!
— А как он, по-твоему, тогда умер?! Нюра загуглила, даже в Интернете написано — от отравления!..
— О чём спорите? — спросила Тамара, когда они с Агатой вошли в зал «Стаккато».
Костя Соломин скорчил недовольную мину.
— Вот вы знаете, как Будда умер?
— От пищевого отравления, — тут же ответила Агата, вешая свою куртку на крючок.
Тамара округлила глаза: неужели такая информация ни для кого не была секретом?
— Вот! — утвердительно кивнул Костя. — Я и говорю: поэтому у него живот от болезни и надулся, поэтому его везде рисуют толстым… И на статуэтках он тоже упитанный дядька…
— Кость, я ж говорила, — на этот раз Нюра не сидела на Гардеробусе, а заняла с тетрадками подоконник, — на статуэтках не Будда, а Хотэй…
Тамара удивилась ещё больше: у неё дома где-то валялась статуэтка толстенького мужичка с монетками в руке, но ей никогда не приходило в голову, что это совсем не Будда. Она спросила Агату, откуда все знают, как он умер, а она, Тамара, понятия не имеет.
— Вчера просто на «Шелесте» вышла статья про него. Я и прочла… — негромко ответила Агата.
«Шелест» был небольшим новостным порталом городских активистов, еженедельно публикующим интересные статьи, интервью, фотографии и прочие материалы. Формально, он выполнял функции локального информационно-развлекательного СМИ. Причём по большей части молодёжного: если на нём выходило что-то интересное, то вскоре это принимались обсуждать многие в Ветродвинске. Тамара и сама иногда почитывала статьи от безделья.
— А Хотэй — это, случайно, не одно из его имён? Ну, Будды? — спросил Костя, повернув голову к Нюре. Та мотнула головой.
— Не-а. Хотэй это бог благополучия и веселья. Поэтому его везде с деньгами ваяют. А Будде ведь не нужны были деньги… — объяснив, она снова принялась писать.
— Что делаешь?.. — спросила её Тамара.
— Английский.
— Давай помогу?
— А ты можешь? Здесь есть несколько слов, которые я перевести не могу.
— Давай гляну…
— Тамар, вчера Света, когда пришла, сказала, мол, — нашла, где нам выступить, — сказал Серёжа, теребящий часы на собственном запястье.
Тамара подняла брови, оторвавшись от Нюриного учебника.
— Да?!
— Ага, только вот где
