– Твой шанс, матросик! Стреляй по ногам.
Арчибальд подбежал к окну, упер приклад в плечо и… икнул.
– Да здравствует великий охотник! – крикнул один из недавних слушателей.
Арчибальд раздраженно сплюнул и снова прицелился, положив ствол карабина на перекрестье оконной рамы. Подступал очередной приступ икоты. Выстрелить или пару секунд подождать? Фигура Олмстеда стремительно уменьшалась. Арчибальд спустил курок и содрогнулся, но непонятно от чего именно: отдачи, икоты или от руки приора, который хлопнул его по плечу и заорал:
– Да! Он упал! Ай да сэр Арчибальд…
Когда десяток рыцарей во главе с приором и Арчибальдом подбежали к лежащему беглецу, тот не шевелился. Приор опустился на колени и внимательно осмотрел поверженного, затем обернулся к Арчибальду.
– Знаешь, что ты натворил, матросик? – спросил он сквозь сжатые до скрипа зубы.
Арчибальд и сам все видел. Он попал в затылок.
Глава 9. Железный посох
В библиотеке Яма всегда чувствовал себя уверенно, как зверек в обжитой норке, однако сейчас зверька как будто выкуривали. Стены из необработанных булыжников не внушали былой защиты, наоборот, воплощали собой непоколебимость судьбы.
– Я изгнан? В чем я виноват? – Яма нахмурился, вспоминая недавние события. Никаких проступков на ум не приходило, в последнее время все шло своим чередом: ремонт крыш после весны, заготовка дров, работа в библиотеке, занятия в обители путников.
Староста Ирвинг, глядя в лицо юноше, сказал:
– Нет. Но пришло время тебе выйти в мир.
– Другой жизни я не знаю и знать не хочу. Когда-то вы спасли меня и дали приют, а теперь отправляете обратно! Я не понимаю, какой в этом прок.
– Если что-то не понимаешь, то что нужно сделать?
– Понять, – Яма улыбнулся своей странной улыбкой, подвернув губы внутрь и прижав их зубами.
– Именно. Таков простой искренний подход к любому делу.
– Вы сказали, что так будет лучше для меня.
– Посмотри на стеллаж, – сказал Ирвинг, махнув рукой в сторону стены, – все книги ты уже прочел, в нашем скромном селении больше нет. Да и мне тебя учить нечему – основы учения ты знаешь, а мудрость придет только с опытом. У тебя выдающиеся способности, тут их тебе не развить… но вообще-то не обольщайся, – староста увидел, что Яма готов спорить, – все это не ради тебя.
Яма выдохнул и промолчал. Воспоминания о большом мире отзывались болью и страхом, но что-то в последней фразе старосты заставило юношу отвлечься от мрачных мыслей и прислушаться.
– Даже не ради деревни. Мы добровольные изгои, отказавшиеся от суеты городов, но это не значит, что нам плевать на мир и на других людей…
– Мне не плевать, я их ненавижу! – вырвалось у Ямы, и он тут же смутился недостойного путника поведения.
– Я знаю, – коротко кивнул Ирвинг, – в твоем задании это пригодится.
Яма захлопал глазами.
– Ты ненавидишь зло и подлость в людях так же сильно, как любишь учение о Пути. Это твой внутренний стержень, и он поможет тебе остаться самим собой там, куда я прошу тебя отправиться.
Этот день начинался хорошо, как и любой летний день в селении путников. Лето в горах Вестмонд всегда немного задерживается, и когда наконец-то наступают теплые ночи, на склонах в кедровых и сосновых рощах поспевает земляника и холодные реки перестают пить снег, тогда хочется безмятежно гулять по долине и жечь ночные костры. В такое время даже обучение в обители путников теряет свою притягательность, а любимая библиотечная комната кажется после яркого солнца темным склепом и навевает болезненные детские воспоминания о пересохшем колодце.
Потому Яма после всех дел по хозяйству и ремонту, отработав свой хлеб, предпочитал в летние дни бродить в одиночестве по склонам и полянам. Односельчане старались ему не мешать и не приглашали на совместные гуляния – он всегда отказывался, и они давно смирились. Проведя в деревне детство и юношество, Яма за десять лет так и не прижился здесь по-настоящему, как экзотическое растение не разрастается на овощной грядке.
Сегодня после дневных работ Яма отправился к заводи искупаться перед обедом. Холодная вода взбодрила утомленное на жаре тело и освежила рассудок. Яма плавал и нырял до самого дна, пока мышцы не заныли, грозя судорогой, только тогда он вышел на берег и приступил к энергичным упражнениям под теплым солнцем на прохладном ветре. Несмотря на постоянные практики, подорванное в детстве здоровье не вернулось полностью: тело стало сильным и жилистым, но сохранило пугающую худобу, при которой каждый сустав выделялся, как у скелета, а длинные черные волосы оставались редкими и тусклыми.
Отправленный за ним Дариан – просто Дарри до тех пор, пока не достигнет двенадцати лет, – застал Яму за растяжкой мышц и сказал, что староста Ирвинг ждет в библиотеке. Первая мысль была радостной – может быть, привезли новые книги? Но Дарри догадку опроверг, а на дальнейшие расспросы пожал плечами, мол, староста читал почту и запоздалые городские газеты, а потом стал хмурым и велел позвать Яму. Никогда не случалось такого, чтобы учитель звал в библиотеку посреди дня, когда не было назначено ни занятий, ни работ, и Яма уже тогда ощутил, что в мире что-то переменилось. Случилось как будто что-то незначительное, но многообещающее, как далекий гром за горизонтом.
Дело действительно оказалось в газетах. Раз в сезон в селение приезжал почтальон из Вертхайма – самого южного города Баргена, ближайшего к горам Вестмонд, в которых находилось селение путников. Староста выписывал всю доступную для их глухомани периодику,
