с самой Фаней. Бабка она оказалась простая, не вредная. Капризная, конечно, иногда, как все старухи, но так, не особо. Жить можно. Особенно, если учесть сколько ей лет!
Михаль ее звонила каждый день, приходила минимум раз в неделю. А вот второй ее внук из Америки бабушку вниманием не баловал. Звонил редко. Фаня смущенно оправдывала его, мол, дорого очень. Ага, он там клиникой заведует, наверняка, не пару копеек получает, мог бы бабушке и почаще звонить. С другой стороны, моя Катенька тоже меня не сильно радует вниманием. Фаня и Михаль, конечно, в один голос утверждают, что я могу звонить дочери в Москву, пусть не каждый день, но раз-то в неделю запросто. Позвонила один раз, получился как всегда тупой телефонный разговор: «Привет! Ты как? — Все нормально, а ты как? — И я нормально»… Ну и что дальше? Так, убедиться, что никакой катастрофы не произошло, а житейские трудности они у всех. Скучаю я по ней, паразитке. Сфотографировалась красиво, послала ей карточку в письме. Через месяц пришел ответ: полстранички мелким почерком, и никакой фотографии. Ладно, Бог с ним. Стиснем зубы, заработаем, рванем домой, там и увидимся.
Вот для этого я, собственно, и работала. У нас с Фаней сложился свой распорядок дня: готовка, еда, стирка, помывка, прием лекарств. Влажная уборка, смена постельного белья. Опять стирка. Кашка, супчик, пюре, овощи. Все размеренно: Фаня меня научила не торопиться, делать медленно, но аккуратно, по-израильски. Тут, когда что-то делаешь, произносишь любимую мантру: «Медленней-медленней!». И что интересно, так получается быстрее, чем наше вечное «давай-давай!», которое делает процесс бестолковым и корявым. Вот и научилась: никто никуда не торопится. Только водители на дорогах, эти вообще все больные на голову. И ведь, наверняка, у себя на работе они делают все медленно, обстоятельно и наилучшим образом, а как садятся за руль… Парадокс!
Так что, если не думать о горестях моих и незавидном бесправном положении, то как-то вроде и ничего. Жить можно. Приспособилась я и мыть свою Фанечку, и памперсы ей менять — дело такое, житейское, ничего не попишешь, всякое у нас с ней бывало. И таблетки вовремя дать, и за диетой ее следить, и любовь к крепким напиткам пресекать на корню, несмотря на поджатые губы и часы гневного молчания. Но бабка она разумная, все понимала, так, для порядку обижалась, потом мы мирились. А если до конца быть откровенной, то иногда покупала я ей бутылочку красного вина. Черт с ней. И мы вечерком после ужина выпивали по бокальчику. Я ей читала вслух на иврите дурацкие тексты из учебника, она поправляла ошибки и рассказывала истории из своей жизни. Если все, что она рассказывала, было на самом деле, то только шляпу снять перед этой старушкой, честное слово.
И уж если быть до конца честной, то в те редкие минуты, когда я выползала в магазин или аптеку (а куда мне еще ходить-то было), невольно вспоминала этого Алекса, что тогда мне помог. Думала: вдруг встречу? Дура дурой. Встретила бы — и что? Не тот случай, чтобы на скамеечке посидеть-поболтать, в кафе сходить, мороженое поесть. Не тот. Да и не двадцать лет мне. Всему свое время. У меня здесь Фаня, в Москве Катя — и нигде никакого дома. Завидная невеста с голой задницей и без крыши над головой Так мои мысли и метались от Алекса этого до судьбины моей горькой.
Что-то деньги как-то медленно копятся, несмотря на все старания и экономию, хочется уже вернуться в Россию, уехать в Москву, к Катьке. Жить вместе с ней я, конечно, не буду, не ужиться нам, двум взрослым самостоятельным бабам, но сниму (а может и куплю, как дело пойдет) какую-нибудь комнатку или даже квартирку, найду работу — хоть частные уроки давать! — а там глядишь и еще какой Алекс нарисуется. Мало ли в Москве Алексов? Дело за малым. Вернее, за крупным: не только денежки, на которые надо пару лет точно отпахать, а то и больше, живи до 120-ти, дорогая Фанечка. А вот проблема, которая не дает мне покоя — это как же я покину гостеприимный Израиль? Паспорт-то у меня российский, с очень просроченной визой. Нарушение паспортного режима — это преступление, между прочим. Ну, не преступление, но административное нарушение. А если мой возлюбленный риэлтор, чтоб его понос прошиб, где б он ни был, еще и повесил на меня все свои долги, то тут дело серьезное. Как пить дать, потребуют вернуть. И останусь я ни с чем. Опять голая-босая. Вот это была таки да, проблема. И что с ней делать — понятия не имею. Но, как говорится, будем решать проблемы по мере их поступления.
А пока Эден — о, новая история: уже наголо побритая! очередной модный заворот мозгов — притащила мне на следующий урок вокмен — влажную мечту краснотурбинских тинейджеров — и раздолбанную дешевую гитару, к тому же детского размера, половинку. С хитрым видом вставила кассету в плеер, протянула наушники, мол, послушай, тетя, что сейчас модно, это вам не этюды для фортепиано.
На кассете было написано «Шерил Кроу» — да, что-то она про нее рассказывала. Включила play, начала слушать. И неожиданно очень понравилось. Английский у меня слабоват, конечно, но кое-какие слова разобрала, в наушниках это легче сделать. Ну, что вам сказать? Как у Цветаевой: «вопль женщин всех времен». Лирической героине очень плохо, она умоляет парня, чтобы оставил ее в покое, потому что он слабак и поэтому ничего в ее жизни изменить не сможет. И рефрен: «Достаточно ли у тебя сил, чтобы быть моим мужчиной?!» Короче, самое то для девочек — подростков. Все мальчишки дураки, примитивные, слабые, мы женщины должны править миром, потому что мы сильнее вас — и тут же Кроу поет: «Лги мне, обмани меня, только не покидай меня!» Нормальный гормональный текст, типичная женская противоречивость и нелогичность, которая в 13 лет кажется откровением, а в 40 надоедает до оскомины. Хочешь, чтобы остался? Скажи: останься. А эти все игры «приди-уйди» для подростков. Впрочем, Эден и есть подросток. Так что будем работать дальше. Тем более, 50 шекелей в час…
— Ладно, Эден. Все понятно. Хочешь научиться ее играть?
Кивает, смотрит недоверчиво. Гитара — господи, что за лопата вообще! — расстроена, струны грязные, звук как из бочки, еще и дребезжит, видно трещина где-то.
— Это твоя гитара?
— Папина.
— Скажи папе, что если он хочет, чтобы ты играла на гитаре, пусть купит нормальный инструмент.
Кивнула, хотя по-прежнему смотрит с недоверием.
