к побережью, любопытная детвора выстроилась по обе стороны тропинки. Лорке стало неуютно под взглядами черных внимательных глаз. Однако никто из них, несмотря на страшные события прошедшей зимы, не выказывал никакой неприязни.
Камчадальская деревня представляла собой несколько десятков крытых корой и соломой жилищ, стоявших на довольно высоких сваях, точно огромные голубятни. Устроены они были просто: связка тонких жердей собиралась вверху крыши пучком, а далее на жерди делался настил из коры и соломы. В каждом строении виднелось по две плетеные двери. Судя по разведенным у каждой юрты кострам, внутри жилища не отапливались.
— Это их летние жилища, — тихо сказал Стеллер, предугадав вопрос Лорки. — С ними они легко могут перейти с места на место. А на зиму они роют землянки и кроют их землей и шкурами тюленей.
— А на сваях зачем? — полюбопытствовал Лорка.
— А это на случай половодья, — отвечал Стеллер. — Камчатские речки очень коварны: поставишь юрту у ручейка, а к утру окажешься на острове. Так мне сказывали местные казаки. Оно и понятно: снега за зиму выпадает много, а тает он высоко в горах, так и не угадаешь. А кроме того, польза от таких насестов в том, что продувает и продукты не так портятся.
Лорка кивнул: он наслушался и от Саввы, и от Овцына, и от отца историй о том, что во влажном камчатском климате продукты и утварь сгнивают моментально, будучи положены в склады и амбары.
Подойдя ближе, он с удивлением увидел, что под «курятниками» расположено множество всяких полезных приспособлений: на веревках сушились связки шкур и кореньев, стояли зимние сани и были привязаны собаки.
— Во всяком устройстве своя польза есть, — пробормотал он, разглядывая необычное жилье и его обитателей.
По сравнению с большим количеством строений обитателей оказалось немного — человек двадцать — тридцать вместе с детьми. Несколько женщин, бросив свои дела, с интересом разглядывали чужеземцев. Были они небольшого роста и несколько менее коренасты, чем тунгусы и якуты, которых доводилось Лорке повидать немало. Женщины были по большей части ниже Лорки, с широкими смуглыми лицами и приплюснутым носом. Вначале Лорка подумал, что все они от природы так румяны или обгорели на весеннем солнце. Только подойдя ближе, он заметил, что камчадалки все как одна нарумянены. Были одеты они в те же кухлянки, что и мужчины, только сзади украшенные собачьими хвостами. Кроме того, на одежду было нашито большое количество перьев и медных блях. Волосы у большинства намазаны салом и заплетены в множество мелких косичек, однако у двух девушек помоложе разделены на пробор и заплетены в косу, как у русских, с вплетенными в них шелковыми лентами.
Когда Лорка со Стеллером подошли ближе, камчадалки повели себя более чем вызывающе, — окружили их, принялись гладить по плечам и лицу и подмигивать. Лорка покраснел, как рак, и стоял столбом, а Стеллер знай улыбался.
— У-у-х, каковы красавицы! — И ущипнул-таки девушку с косой за зад.
Та вовсе не обиделась, а тоже рассмеялась, блеснув белыми крепкими зубами.
— Как зовут тебя?
— Ачек, — вильнув бедрами, отвечала камчадалка. Она и впрямь была хорошенькая.
Из юрты вышел парень в одних штанах, лениво потянулся. Лорка даже не сразу узнал его, — за это время Эмемкут окреп, его тело потеряло мальчишескую угловатость. Увидев их, расплылся в улыбке, глянул внутрь, что-то сказал и принялся ловко спускаться по приставной лесенке.
— Ну, больной, — притворно сурово приветствовал его Стеллер. — Доброго вам здравия! Как нога?
Вместо ответа Эмемкут чуть присел, подпрыгнул, перекувырнулся в воздухе и мягко приземлился на ноги. Лорка позавидовал кошачьей ловкости юноши.
— Хорошо! — Стеллер потряс Эмемкуту руку. — Очень хорошо!
Будто из-под земли из-за спины Эмемкута выросла маленькая сморщенная старуха. Лорка узнал их давнюю посетительницу — бабушку Эмемкута.
Шаманка была одета в такую же, как и остальные женщины, кухлянку и вообще выглядела обычно, если бы не тяжелый, пристальный, какой-то пронизывающий взгляд. Глянула сорокой на Лорку, потом на Стеллера. Скороговоркой выпалила что-то, тыкая в Лорку пальцем.
— Что… что она сказала? — внутри у Лорки зашлось от ужаса и любопытства.
— Она благодарит тебя за то, что ты помогал мне, мальчик с белой головой, — перевел Эмемкут. — А еще говорит, что в час твоего рождения горела над тобой звезда Савина Кухагт. Под этой звездой рождаются люди, которые уходят далеко от родных становищ. Иногда они возвращаются, иногда нет. Но они оставляют следы на снегу, по которым будут проложены лучшие тропы.
— Это все? — Стеллер явно обиделся, что такие красивые слова сказаны не о нем. — Я тоже помогал! Пусть мне что-нибудь скажет!
Старуха глянула на Стеллера оценивающе. Потом заговорила:
— Она сказала, что тебе надо пить меньше водки, не то жизнь свою закончишь в сугробе, — перевел Эмемкут, и Стеллер сконфузился. — Еще сказала, что вам обоим предстоит долгий путь по воде, который закончится в месяц крапивы.
— Ха! Значит, к ноябрю вернемся! Вот так спасибо за хорошее предсказание! — обрадовался Стеллер. — А нельзя ли мне со старейшиной переговорить? У меня к нему есть одно весьма деликатное дело.
Эмемкут важно кивнул и подвел всех к старейшие, коренастому, ничем не выделявшемуся камчадалу, который, сидя неподалеку на солнышке, чинил сломанные сани. Когда он встал, Лорка заметил, что тот сильно припадает на левую ногу.
— Чирей у него на заду вылез, — непочтительно сказал про старейшину Эмемкут. — Хана его лечить отказалась, вот и послал своего сына Эрема за доктором.
Хана, словно поняв, о ком речь, сделала в сторону старейшины неприличный жест. Затем, поманив к себе бойкую девушку с косой, Ачек, направилась к дому.
Лорка проследил длинный взгляд, которым проводил их Эмемкут. Тот слегка покраснел:
— Зима пройдет, свататься к ней буду.
Лорка от удивления даже рот раскрыл. У него это как-то даже в голове не укладывалось. Эмемкут был, конечно, годом-другим постарше, но жениться…
— Отец Ачек строгий. Год придется жить, работать. Может быть, три. Ачек — хорошая невеста, надо хорошо работать, — сообщил тем временем Эмемкут. — Но Хана на меня камлала, сказала Ачек сватать. Говорит, буду за ней как Кутка за своей хозяйкой…
Лорка вспомнил, что Стеллер рассказывал, будто бы у камчадалов все наоборот — не за невестой дают приданое, а жених свое право жениться отрабатывает. Все равно было странно слышать, но он уже привык за последнее время ничему не удивляться, а если и удивляться — за зубами язык держать.
Они шли по берегу, глядя, как мелкая волна накатывает на песок. Неподалеку на волнах качались огромные чайки-поморники, внимательно следя за двуногими: не оставят ли они что-то, что можно безнаказанно стащить.
