скандала и выяснения отношений, я хотела оградить своих детей. До такой степени, что обратилась за помощью к матери, чего не делала ни разу с тех пор, как сама стала мамой.
И вместе с тем, я понимала – разговор нам необходим. Его невозможно избегать, да и смысла в этом не было никакого. Вот только дети – ни один из них, вне зависимости от возраста – не должны были стать свидетелями этой беседы.
По дороге я несколько раз пыталась дозвониться мужу – он не отвечал. Решив все же доехать до дома, я поднялась в квартиру и…
Застала там вполне ожидаемую картину.
Леша стоял прямо посреди зала – одинокий, потерянный и словно бы даже не сознающий, где вообще находится и почему…
Даже на мои шаги он обернулся не сразу. А когда все же повернул голову – в глазах появился всплеск неверия, сменившийся чувством вины…
Я совсем не хотела сейчас этого: ни его оправданий, ни его покаяния. Ничего, что заставило бы испытывать по отношению к нему хоть какие-то эмоции. Я хотела просто спокойно со всем разобраться и идти дальше…
Теперь уже без него.
– Так и думала, что ты придешь, – проговорила спокойно, нарушая стоявшее, точно невидимая стена, молчание между нами.
Глава 19
Тишина пугала до дрожи. До ужаса. До полного отупения.
Он никогда и не думал, что это так страшно – вернуться в пустой дом, где тебя никто не встречает и не ждет. Не думал, что это так жутко – оказаться вдруг одному…
Слегка покачнувшись, он, не снимая обуви, неверным шагом, точно слепой, прошел в безмолвную гостиную. Отрезвила лишь резкая боль, внезапно пронзившая ступню и сопровождавший ее внезапный хруст. Опустив взгляд, обнаружил – наступил на деталь любимого конструктора Артура…
Вместе с болью нахлынуло облегчение. Они не уехали!
Он торопливо прошел в спальню, огляделся, словно ожидая, что семья резко возникнет из ниоткуда…
И вдруг понял, в чем было дело. Нет, они действительно не уехали. Все вещи Киры и детей были на месте. Но не было его…
Ни следа. Ни единой детали. Ничего, что напоминало бы о том, что он тоже здесь жил…
Его вычеркнули, вытоптали, вынесли из жизни тех, кто был ему дорог. Ему ясно давали понять – он больше не нужен…
Он – лишний.
Боль, пронзившая, казалось, все тело от этого осознания, была еще мучительнее пустоты. Она не оставляла надежды, не давала шанса…
Кира отрубила его от себя и детей железной рукой. Той рукой, что все это время направляла их всех. Его самого…
Той рукой, в которой еще трепыхалось, мучительно сжавшись, его сердце.
Он вышел из спальни, не в силах выносить вид пустых полок, где когда-то были его вещи. Встал посреди гостиной, пытаясь понять, что дальше делать…
Как дышать.
Как дышать, когда каждый новый вдох отзывался в груди адским спазмом?..
Но вдруг послышался шум. Шаги… Такие знакомые, такие родные…
Он обернулся, боясь давать волю надежде, но не в силах справиться с сердцем, которое мучительно запульсировало в груди…
Кира стояла на пороге зала, не торопясь к нему подходить. А он… боялся сделать хотя бы шаг, чтобы ее не спугнуть.
Но вдруг до него дошла одна странная вещь…
– А где дети? – прохрипел, отчего-то испугавшись того, что их не было с матерью.
Кира приподняла брови, пожала плечами…
Заметила пугающе безразличным тоном:
– Отвела их в лес на съедение ведьме, как Гензель и Гретель. Они ведь тебе так мешали… Зато теперь как заживем прекрасно вдвоем, правда, любимый?
Она ударила в больное место.
Да, он был эгоистом. Да, хотел ее, как прежде, лишь для себя одного. Но он никогда… никогда, черт бы все побрал, не жалел о том, что у них были эти трое.
– Это не смешно, – откликнулся глухо.
– Действительно, не смешно, – согласилась она. – Совсем не смешно, когда твой сын слышит, что он и его брат с сестрой достали дорогого папочку.
Нужно было что-то делать. Здесь, сейчас, немедленно…
– Кира, ради всего святого, – заговорил горячо, делая к ней шаг. – Ты же сама не веришь, что я мог сказать такое всерьез… Я просто…
Он замолчал, пытаясь подобрать верные слова, словно у него была всего одна попытка на то, чтобы оправдаться.
– В одном ты прав – я тебе больше не верю, – спокойно откликнулась она.
Шагнув вперед, она старательно обошла его стороной и присела на диван. Сложив на коленях руки, вновь заговорила:
– Давай не будем тратить время зря. Ни я, ни дети, не собираемся навязываться тому, кто так от нас устал. Поэтому я тебя отпускаю – живи теперь с кем хочешь и где хочешь. А что касается детей… ты все наворотил сам – тебе теперь все и исправлять. Это исключительно ваши отношения, в которые я лезть не намерена.
Ее спокойствие, такое неестественное, словно бы безжизненное, рождало внутри него страх. Равнодушие – наверно, единственная вещь, с которой попросту невозможно бороться…
А именно это Кира ему сейчас и демонстрировала.
Хотелось сжаться, закрыться, отойти в сторону. Что делать вот с такой, новой и непонятной ему Кирой, он попросту не знал. Понимал лишь: она способна его уничтожить… во всех смыслах.
Но что он, в конце концов, сейчас терял, кроме своей гордости?.. Он уже был виноват. Уже испытывал такую боль, что хотелось кричать…
Он решительно приблизился к ней. Проговорил четко и твердо…
– Я не хочу развода. Я хочу все исправить… Один шанс, Кирюша. Всего один шанс…
Она смотрела не него, не моргая. Словно давно и бесповоротно уже все решила…
– А я не хочу, чтобы ты все исправлял, Леша. Потому что я никогда не забуду того, что ты сделал.
Он стоял над ней, но, казалось, это она над ним возвышалась. Холодная, отстраненная, безразличная…
– Я же люблю тебя, – с мукой вытолкнул наружу слова, которые боялся произнести вслух, словно это признание давало ей еще одно оружие против него.
Она усмехнулась. В этой кривой улыбке притаилась едва заметная горечь…
– Очень странная у тебя любовь, ты не находишь, Леша? Спать с другой женщиной, тратить на нее деньги… Кстати, ту квартиру, где она живет, ты ей купил или арендовал?
– Она в аренде.
– Недешевое удовольствие в том районе, да ведь? И неужели ты думаешь, что я не нашла бы, как потратить те деньги, что ты в нее вбухивал, на себя и детей?
– А кроме денег тебя еще что-то интересует? – не выдержал он. – Например, я сам?
