– Э, какой ты глупый. Вон птица – она же не может не летать. А цыган не может не воровать.
– А судья – он не сможет тебе за это срок не дать…
– Служивый, ты мне помоги, да, – заискивающе произнесла Яна. – В долгу не останусь. Я все тебе отдам. Хочешь, золото бери. Не все, но…
– Ты говори, да не заговаривайся! Чтоб советский милиционер на твое золото позарился! – со злостью произнес Васин.
– А-а, – махнула рукой цыганка. – Жизни ты не видел.
Васин хмыкнул. Что-то ему постоянно напоминают в последнее время об этом.
Из вороха юбок хозяйка вытащила неожиданно чистый, выглаженный и накрахмаленный платок, вытерла глаза и вдруг совершенно деловито и жестко произнесла:
– Я же вижу, ты не за тюками этими проклятыми приехал. Тебе чего надо?
Так, объект к доверительной беседе подготовлен. Простой вроде способ – или в тюрьму на почти вечность, или говори. И ведь действует практически безотказно. Ибо свобода – вещь дорогая. За нее надо платить по самым высоким расценкам.
– Помнишь, к тебе приезжал Копач? – спросил Васин напряженно, ответ значил много.
– Приезжал какой-то оглоед, – кивнула Яна. – Так и представлялся. Я его не знаю. Говорил нагло, что он наш родственник какой-то далекий. Но цыгане все родственники далекие.
– Но Милош-то его знал?
– Знал. И боялся. Говорит – сильно жуткий человек. Руки в крови по локоть. Мы же не убийцы. Мы воры. А этот как глянет своим глазом волчьим, уф, аж внутри все сводит… Говорила Милошу, не связывайся с ним.
– А он связался, – кивнул Васин.
– Тот его на работу какую-то все подбивал.
– Какую такую работу?
– А я что, спрашивала? Мне что, это надо? Да чтоб ему кол в горле встал, этому Копачу! – воскликнула с яростью хозяйка. – Навел на нас всю свору служивую!
– Когда последний раз Копач приезжал?
– Несколько дней назад. Сейчас припомню.
Яна подумала, пошептала под нос, загибая пальцы и выдала – 14 мая. Как раз после налета на дом священника в Березах.
– Золото при нем было. Много. У Милоша глаза загорелись. Очень ему пара вещичек понравилась. Крест такой золотой. Он и пристал, мол, отдай, я заплачу. А Копач этот, чтоб его корова копытом в лоб лягнула, говорит: нельзя вещи оставлять. Это поводок, который нам на шее затянут.
– Что дальше было?
– Уехал он. Перед этим купил у меня несколько золотых вещей. Дешево отдала.
– Где украла? – поинтересовался Васин.
– Нашла! – с вызовом воскликнула цыганка.
– Зачем купил, если считал, что золотые вещи опасные? – не понял оперативник.
– Сказал, что отдаст своему человеку на переплавку.
– Что за человек? Не сказал?
– Да то ли сказал, то ли не сказал.
– Дословно.
– Йосик со Щипка…
Глава 16 Ломов с Апухтиным прибыли из Москвы на следующий день после «войны» в Лунево. После обеда в кабинете следственной группы Васин доложил о результатах мероприятий, отдал исполненные им протоколы.
Мероприятия оказались успешными. Выявили двух цыганок, находящихся во всесоюзном розыске. Изъяли ворованные вещи. Задержали подозреваемую в серии мошенничеств. Накрыли подпольное производство: в подвале одного дома лежали мешки с серебряной и золотой пылью, а также фасовочный материал. Оказалось, там давали на-гора фальшивую косметику, которую цыганки потом продавали всяким клушам в городах и весях, не знающим, что у этого народца нельзя ничего брать. Тени делали из молотых стекол, помаду вообще не пойми из чего.
Ломов внимательно выслушал рассказ о похождениях своего ученика в цыганском поселке и произнес с ехидной усмешкой:
– Цыгане – одно слово. Как эта Яна сказала: птица – летает, цыган – ворует.
– Так и сказала, – кивнул Васин.
– Да, показательно. Есть люди, которые живут, есть, которые другим жить не дают. А многим из последних так и жить вовсе незачем.
– Вы про цыган вообще, шеф?
– Скажем так, про многих из них. – Ломов по привычке щелчком подкинул коробок на столе, так что тот встал на попа.
Философский спор прервал Апухтин:
– Порфирий, а сам что думаешь по результатам вылазки? Для нас толк есть?
– Да все вилами по воде писано. Какой-то золотой барыга со Щипка. Что за Щипок? Щипач, что ли? С малины щипачей?
– Все не так плохо. Все даже очень хорошо, – оживился следователь.
– А именно? – с надеждой посмотрел на него лейтенант.
– Ну, во-первых, Щипок – это улица в Москве. Больше таких не знаю.
– Большая улица? – спросил Васин.
– Средняя. Но длинная. Хотя найти там Йосика этого, думаю, труда особого не составит.
– Почему?
– Потому что он скупает золото… Как внук еврейского сапожника с черты оседлости, я в золоте понимаю, – усмехнулся Апухтин. – И скажу одно: золото оно такое – оно лезет в глаза. И заметить его блеск в Москве на Щипке, думаю, не так и сложно.
– Золото, брильянты – осколки прошлого мира, – Васина сегодня неудержимо тянуло на философию.
– Зря ты так. Эх, золото-золотишко, – потер руки следователь. – Вон, Ленин говорил, что пролетариат из золота унитазы для общего употребления делать будет после своей победы. Только вот победа давно состоялась, а золото и поныне – золото. И все ворье в нем, а не в бумажках награбленное хранит.
– А чем купюры хуже? – не согласился Васин. – Золото еще продать надо. А рубль – вот он, в кармане хрустит. Иди да покупай на него, что душе угодно.
– А что такое купюра? Это обещание того, что за этот рубль ты приобретешь пачку папирос «Байкал» и еще коробку спичек. Только жизнь в мире не спокойная. То война, то революция, которые все эти обязательства смывают в унитаз. Много ты на керенки сегодня купишь? Или на довоенные деньги? А чемодан с золотишком вырыл из огорода, и его нисколько не меньше, чем было и сто лет назад, и триста.
– Атавизм все это, – махнул рукой Васин, своими молодыми мечтами живший в мире, где не будет денег, а из золота и правда будут делать унитазы.
– Если бы, – усмехнулся Апухтин. – Советской стране золото нужно не меньше, чем царской России. Потому что это купленные на Западе заводы. Это ленд-лиз с его машинами и металлом, которые помогли нам выстоять и победить в войне. И ведь недаром золото оплачивалось смертельным трудом в ледяных оковах Колымы. И еще золото – это обязательно кровь. Золотой блеск и красная кровь – они всю жизнь идут бок о бок. Из-за золота уничтожались целые цивилизации. А Копач из-за золота режет людей.
