кроме моей Индат.
— Кому принадлежит этот дом?
Она покачала головой, и по всему было видно — не лгала:
— Не знаю, госпожа. Полагаю, дом такой же наемный, как и я.
— Кто вас нанял?
— Простите, госпожа, но я не могу удовлетворить ваше любопытство.
Пытать ее было бесполезно. Либо она действительно не знала, либо получила четкие инструкции. Но все это никак не облегчало моего положения. Меня словно выкручивало. Все теряло смысл. У меня не было другого желания, кроме желания определенности. Любой. Лишь бы закончилась эта невыносимая пытка.
Весь следующий день я провела в комнате. Напряженная, как натянутая струна. Лишь велела Индат привести меня в порядок, причесать. Хотела быть готовой к любой неожиданности. Я все время чего-то ждала, вздрагивала от каждого шороха. Снова и снова мне чудились шаги за закрытой дверью. Я даже не выходила в сад, будто демонстрировала какой-то протест.
Вечером следующего дня вошла Вария. Она поклонилась:
— За вами корвет, госпожа.
В горле пересохло, я с трудом поднялась:
— Я должна куда-то ехать?
Она кивнула:
— Да, госпожа.
Я посмотрела в испуганное лицо Индат:
— Подай вуаль.
Я снова хотела отгородиться, спрятаться. Бунтовать было бессмысленно, и единственное, чего я жаждала больше всего — определенности. Но меня охватило странное ощущение, что, наконец, совсем скоро все встанет на места. Это было не то ощущение ложного ожидания — я точно знала, что, наконец, получу ответы. И ответы будут не теми, которые я воображала… Это осознание даже вытеснило страх, его место заняла решимость. Я была готова к любой правде.
Я опустила вуаль на лицо:
— Я готова.
Вария кивнула:
— Прошу за мной, госпожа.
Мы вышли в вечерний благоухающий сад, проследовали по серой гравийной дорожке к корвету, у которого стоял высокородный в темном. Но во мне ничего не дрогнуло — я откуда-то знала, что это лишь очередной сопровождающий. Наверняка мелкая сошка, вроде Марка Мателлина. Он поприветствовал меня легким кивком, я поклонилась значительно ниже, прекрасно понимая, что любой имперский высокородный по положению выше меня.
Мы сели в корвет. Индат занесла ногу, чтобы войти следом, но имперец покачал головой:
— Ваша рабыня останется.
И снова я восприняла эту новость с удивительным равнодушием и спокойствием. Лишь тронула руку Индат:
— Останься здесь. И жди меня.
Она рассеянно кивала, но я видела ужас в знакомых черных глазах.
Поездка прошла в полном молчании. Я украдкой поглядывала в окно, но из-за скорости за ним лишь мелькали мириады огней на фоне ночной черноты. Лишь свет и тьма. Различимыми оставались только имперские луны, стремящиеся к ровной линии.
Когда корвет нырнул в парковочный рукав, не многое изменилось. Вновь полутьма, расчерченная световой разметкой. Парковка была совершенно пустой. Ни других судов, ни людей. Мы вышли из корвета, мой сопровождающий тронул длинными пальцами каменную стену в каком-то только ему ведомом месте, и панель сдвинулась, открывая черный провал.
Высокородный кивнул:
— Идите за мной.
И тут же шагнул в черноту. Я вошла следом.
Мы будто вгрызались в узкую темную шахту. Стены из нешлифованного камня, такой же пол. По мере нашего продвижения над головами загорались лампы и тут же гасли за спиной. А мне это напомнило дом… Мы с Индат иногда тайком забирались в заброшенные старые шахты. Будто не понимали, насколько это было опасно.
Высокородный остановился в тупике, вновь провел пальцем по стене, и я увидела, как ширится полоска розового света, открывая проход.
— Входите, госпожа.
Я сглотнула, стиснула зубы, ясно понимая, что вот-вот все решится, и шагнула.
18
В комнате оказалось безлюдно и душно. И как-то тесно от затянутых пурпуром стен и обилия вещей. Но даже я знала, что пурпур — цвет императорского дома. Едва ли такое мог позволить себе кто-то еще. Больше я не успела ничего рассмотреть, потому что услышала шаги из открытой двери напротив, затем прокатился сильный раскатистый голос:
— Его величество Император Пирам III.
Я поклонилась так, как могла, даже не успев, как следует, испугаться. Никогда бы не подумала, что мне придется кланяться Императору. Но мне все еще казалось, что я ослышалась. Или надо мной снова дурно шутят. Или уснула и вот-вот проснусь. Но сердце колотилось так, что отдавалось болью в ушах.
Император прошелестел узорной мантией, опустился в кресло напротив окна:
— Вы можете подняться.
Я узнала его, по голограммам. Хоть оригинал и несколько отличался — я всегда подозревала, что их приукрашивают. У Императора были зеленые колкие глаза. Почти полностью седые волосы, в которых еще виднелись несколько черных прядей. Тонкие правильные черты увядшего лица. Сколько ему лет? Мне было стыдно, но я не могла ответить на этот вопрос. Помнила лишь то, что он давно старик. Император всегда казался таким далеким, что впору было усомниться в его существовании.
Он сцепил пальцы, пытливо смотрел на меня:
— Итак… Сейя Контем-Орма. С Альгрона-С… — Он поджал губы, выражая крайнюю сосредоточенность: — Кажется, мы там никогда не бывали. Даже в молодости. Что там? Вода? Песок?
Я сглотнула:
— Камни, ваше величество.
— Надо же… камни… Голые камни?
Я едва заметно кивнула. Зачем он спрашивал? Ведь ему не интересно. Да и не о камнях надо теперь говорить.
Император какое-то время барабанил тонкими белыми пальцами по подлокотнику кресла, закинул ногу на ногу, демонстрируя изумительные высокие туфли:
— Как вы находите нашу столицу?
— Великолепно, ваше величество, — я врала, потому что так ничего и не видела.
— Хорошо ли вы знаете имперскую историю, дитя мое?
Я кивнула, но совершенно не была уверена в своем ответе. Если он что-то вздумает спросить — я выставлюсь полной дурой.
Император тоже кивнул:
— В таком случае вам известно, что Империя всегда стояла на пяти высоких домах. Пять домов — как пять пальцев, собранных в кулак, — он наглядно продемонстрировал свои слова, выставив монаршую руку.
Я снова кивнула, но совершенно не понимала, куда он клонит. Одно только присутствие Императора заставляло меня позабыть саму себя.
— Как вы знаете, на сегодняшний день высоких домов осталось лишь четыре. Все мы помним печальные события времен правления нашего отца. — Он отогнул мизинец: — В кулаке не хватает пальца, не так ли?
Я вновь кивнула, на этот раз заставила себя выдавить жалкое:
— Да, ваше величество.
— Именно поэтому вы здесь, дитя мое.
Я молчала.
