каким-то щенком рядом с Ваней. Мои заботы — это широкие штаны, кроссовки на высокой подошве и футбольные матчи, а у него отец на войне. Мама решила, что Ване нужны друзья, но зачем я или Никитка ему нужны? Кто ему нужен, кроме отца? Разве что Маруся… Разве что Маруся.
Я машинально сделал шаг назад, будто уступая ему дорогу.
Шашлык зашипел на костре. Ваня вручил мне пульверизатор, чтоб прыскать на огонь.
Явились девочки — накрывать на стол. Маруся принесла кастрюлю для шашлыка. Ваня надре́зал мясо, чтоб проверить готовность, и начал снимать его с шампуров в эту кастрюлю. Я залюбовался его ловкими движениями. Хорошо, что Маруся стояла ко мне спиной и я не видел её глаз.
Приехал Матвей, и все начали рассаживаться. Я стоял, как завороженный, у костра и прыскал на догорающие угли. Их алые бока гасли шипя, как и мои последние надежды. Действительно, всё оказалось ещё хуже, чем я думал. Хотя казалось бы — куда уж хуже? Если Маруся куда-то и уедет, то в освобождённый Харьков. И никакие гениальные и печальные романы её не вернут.
Наше застолье я запомнил смутно. Всё мне казалось каким-то неуместным: и этот загородный дом рядом с метро, и Ваня с мамой в нём, и мы в гостях, и наши идиотские тосты и подарки, и даже это ясное майское небо. Приехали Клещики — весёлые, громкие, шебутные. Я заметил, что Ванина мама смотрела на них с некоторой опаской. А сам Ваня воспользовался возможностью снова уйти в себя: не поднимая глаз, он ковырялся в тарелке. Теперь я знал, о чём, точнее — о ком он думал. Во мне вдруг поднялась волна злости на тех дядек, которым не сидится спокойно на своём континенте и так нравится разжигать войны по всей планете. Как они спокойно живут себе, причинив столько страданий? Что ж это за люди? Как они такими получились, если всё у них в жизни было и есть? Где справедливость? У меня сжались кулаки.
Потом мама Вани предложила нам прогуляться, и Ваня повёл нас в рощу неподалёку.
Маруся с Вергилией остались помочь с уборкой посуды.
Мы шли по весеннему лесу. И я в который раз досадовал, что не могу насладиться этим коротким мгновением пробуждения природы: волшебством первой зелени, запахом сырой земли и воздухом, нагретым солнцем.
В какой-то момент мы с Ваней оказались рядом, а остальные — чуть впереди.
— А папа часто звонит? — спросил я. Мне так хотелось узнать, что он где-то в относительно безопасном месте.
— Да нет, — вздохнул Ваня, — у них то связи нет, то нельзя. Старается передавать весточку через кого-нибудь раз в неделю.
— Сегодня уже поздравил? — справился я.
Ваня покачал головой:
— Две недели ничего от него не слышно. Мама надеется, что ранен. А я не знаю, на что надеяться. Он говорил, что хуже всего — плен, а он в разведке, у них это запросто…
У меня перехватило дыхание. Я замотал головой. Нет, это совсем не то, что я хотел услышать. И если так тяжело рядом с этим неведением, то каково же — в нём?
— Зачем же это празднование? — не мог взять я в толк.
— Когда он звонил две недели назад, попросил маму устроить мне нормальный день рожденья, — сказал Ваня с грустной усмешкой.
— Но как… как у тебя получается оставаться таким спокойным?
— Молитва спасает.
— Какая?
— Просто молитва. Когда молишься, то чувствуешь, что будет как нужно. Когда перестаёшь, тогда жуть. Если можешь, тоже помолись, пожалуйста. Его Игорь зовут.
— Я не умею особо, — смутился я. — Только раз в жизни читал этот… канон…
— Да своими словами.
— Хорошо.
Мне сразу стало легче — наконец-то я мог хоть чем-то ему помочь. Бессилие давило ужасно.
Дальше мы гуляли молча. Я вкладывался в молитву, как мог: «Пусть он напишет. Пожалуйста. Пусть он напишет Ване. Пожалуйста. Ваня так ждёт, он заслужил, — уговаривал я сам не зная кого. — Пожалуйста. У него же день рожденья. Неизвестность — хуже всего…»
Мне приходилось останавливать молитву, чтоб не разрыдаться, потому что слезливый комок так и подкатывал к горлу.
Никитка обернулся и разглядывал нас с любопытством, пока мы не обратили внимание.
— Всё будет хорошо! — вдруг сказал он, и мы с Ваней кивнули.
У Вани зазвонил телефон — мама.
— Хорошо, скоро будем, — сказал Ваня. — Нет, я бы тебе сразу позвонил.
И мы отправились обратно.
А там пили чай из самовара и ели большой самодельный торт. Без свечек.
Мы с Ваней сели вместе, а Маруся оказалась напротив. И разглядывала нас, прямо как Никитка. Помимо своей воли, я посмотрел на неё с упрёком, а она сделала вид, что ничего не поняла.
Клещики продолжали баловаться. Их присутствие спасало. Но в какой-то момент Венька смахнул локтем чашку, и она разбилась.
Мама Вани вскочила.
— Ну как же так, — тихо сказала она, заплакала и убежала.
Клещики растерялись.
— Так это на счастье, — промямлил Венька.
— Ничего страшного, — сказал Ваня. — Мама просто перенервничала.
— Нам, наверное, пора, — сказал я.
— Окей, — сказал Сенька, — звоню маме.
И тут у Вани звякнул телефон. Я не удержался и подглядел: «Ванюша, папа передаёт тебе поздравления и что с ним всё в порядке».
Там было ещё что-то, но у меня так скрутило горло, что я поспешил выйти из-за стола. Ваня побежал к маме.
— Куда это они? — услышал я за спиной Венькин вопрос.
Я спрятался за домом, слёзы полились неудержимыми ручьями. В сердце ворвалась совершенно невместимая радость, и оно стало таким огромным, что в этом закутке между забором и поленницей я мог обнять целый мир. Сколько времени я там простоял, не знаю, — я будто выпал из времени.
— Костян! Ау!
Это Никита отправился на поиски. Я уже не плакал и спокойно покинул укрытие. Видимо, слёзы радости не оставляют следов — Никита ничего не заметил.
— Ты где пропадал? — спросил он. — За Клещиками мама сейчас приедет, предлагают нас захватить.
— Поезжай. Я сам.
— Я так и думал, — улыбнулся Никита. — Ладно, давай. Повезём Таньку.
Почему я отказался? Рассчитывал ли я возвращаться вместе с Марусей? Видимо, надеялся.
Вергилия с Матвеем отправились на автобус. Маруся помогала убрать со стола и вроде не спешила. «Значит, поедет позже с папой или вообще останется», — решил я.
Мы с Ваней крепко обнялись на прощанье.
— Спасибо, — сказал он мне с таким чувством, будто это я прислал ему сообщение об отце.
— И тебе, — ответил я. — Марусь, пока! — крикнул я как можно беззаботней.
— Подожди! Я сейчас.
И она
