Хотя само оно напоминало такую же груду развалин. Разве можно что-то отыскать под ними?
– Где ее похоронили?
– Да кто же знает. Наверное, неподалеку. С сумасшедшими самоубийцами едва ли кто-то стал бы возиться? Ее имя что-то говорит тебе?
– Нет. Пойдем к Игорю. Станцуешь для меня. На прощание.
– И не надейся.
* * *
– И не надейся, любимчик Гесина, я не стану читать твои глупые рассказики. – Марк скомкал исписанный листок и бросил Данко под ноги.
– Чего тебе стоит, Мрак, я хотел сказать, Марк, Марк. Извини, оговорился.
– С кем поведешься. Это полоумный профессор на тебя влияет. Но ничего, ему недолго осталось клевать наши головы, да Лука?
– Точно! Дядя Марка в курсе его вредных лекций и скоро с нашим профессором разберутся, как следует. А ты Данко, даже не думай его предупреждать. Ограничители работают четко. Смотри, как бы и тебя не приняли, как соучастника. Ну-ка, дай-ка я почитаю глупые рассказы наверняка Гесин тебя вдохновлял. – Парень поднял смятый листок.
– Мне плевать на твое мнение, Лука. Я хочу, чтобы Марк прочитал.
– С чего мне такая честь, а, господин писатель?
– Ну… Придумать такую комбинацию, чтобы избавиться от профессора – не для слабаков. Считай, я оценил.
– Дай сюда, Лука. Если уж наш умница Данко так думает…
Глава 14. Плохой
Судьба маски-злодея такова, что у вынужденного носить ее по воле автора, персонажа, не так уж много шансов избавиться от навязанного амплуа. Обстоятельства, которые вынудили антигероя стать таковым, тревожат не всякого читателя. А если и найдутся способные между строк поразмыслить об этих причинах, знайте – книжному злодею не нужна ваша жалость. Он плохой. Точка. Приберегите сантименты для какого-нибудь сияющего рыцаря, ведь именно ему достанутся все восторги, принцесса и полкоролевства в придачу. А бедному, томимому злобой антагонисту, придется трусливо скрываться во мраке страниц. Не важно, что на самом деле он не уступит в смелости доблестному сопернику. Кому-то надо воплотить в своей выдуманной личности все мерзкие эпитеты. Все еще восторгаетесь умными комбинаторами? Опасными охотниками? Темными ведьмами? Вся эта психология тщательно выстроенного характера с изъянами, за которым скрывается боль и разочарование, – просто отвлекающий маневр для простачков. Пока вы заняты дележкой черного и белого, определяя, сколько цветов и оттенков на самом деле в столь привлекательном до отвращения манипуляторе, он успеет десяток раз обмануть наивного читателя. Хочет ли злодей быть таким? Скорее да, чем нет. Во-первых, это очень удобно. Никаких внутренних терзаний, если только автор не посыплет его голову пеплом ближе к финалу, обрекая на раскаяние. Куда хуже, если писатель попался слабовольный, который, видишь ли, мнит себя либералом и дарует своим героям свободу действий, а сам сидит и подслушивает. Добрякам-то все равно, ведь раз был хорошим, то и на сто первой странице уже не станешь делать гадости. Бедному злодею же отсутствие твердой руки только вредит. Наделенный свободой, он станет мыслить, раздумывать, искать в глубине своей черной души бог весть что. И ведь найдет. И тогда прахом концепция, композиция. А этот дурак-ваятель будет улыбаться, глядя в свой листок-экран. Он еще не знает, что я ему припас.
* * *
– Ну и что это? – Марк протянул Данко листок. – Сказка? Эссе? Я, дружок, не читаю всякий бред, предпочитаю реальность. А вот вы со своим профессором все парите в облаках, как два полоумных ангелочка.
– Прошу, дочитай, Марк. Я верю, что ты не такой, каким притворяешься.
– Что за чушь, Данко?
– Прочти до конца. Пожалуйста.
– Марк, да он свихнулся, кажется. Точно, Гесин ему мозги прочистил. А ты еще сомневался, говорить ли дяде…
– Помолчи-ка, Лука!
– Ты засомневался? Серьезно. Значит, я был прав. Я ничего не могу выдумать.
– Да что ты несешь, Данко? Какие еще выдумки?
– Да, какие выдумки?
– Не лезь, Лука!
– Так, что здесь происходит? Перепалка? Стычка? Выяснение отношение? На почве разногласия во мнениях? – Человек в серой мантии внимательно смотрел на троицу?
– У нас тут это, литература…
– Да замолчи уже, Лука! – Не сдержались разом Данко и Марк.
– Как интересно, можно почитать?
– Простите, это просто безделица, тренируемся перед семинаром.
– Ваша безделица? Имя?
– Данко К.
– Ясно. Я все же заберу ее. – Листок Данко скользнул в карман серой мантии, а ее обладатель все еще не сводил с него глаз, обратившись, впрочем, к другому участнику.
– Марк, как ты можешь объяснить это?
– Все, как сказал Данко, дядюшка Фил. Готовимся к семинару. – Ограничитель побелел от подобной фамильярности.
– Если я не ошибаюсь, занятие вот-вот начнется. Сейчас вы все пройдете в класс профессора Гесина…
– А что, уже сегодня?
– Да, Марк. Сегодня.
Все это время Данко и человек в мантии вели зрительный диалог, пока последний не скомандовал – За мной, – и, развернувшись, пошел вперед.
– Марк, это что…?
– Да, это он, мой дядя, правда двоюродный. Хранитель социальной обстановки.
– Главный Ограничитель… – завистливо выдохнул Лука.
– Ну мы и влипли. Я не думал, что так скоро… Что же теперь делать…
– Данко взглянул на Марка и улыбнулся. – Я не ошибся. Я ничего не мог выдумать.
– Не знаю, что ты городишь, но уже все равно ничего не поможет.
* * *
– Скажите, Психея, а ваши психологические эксперименты можно применять не к людям, а к событиям?
– Да уж спрашивайте открыто, Николай. Хотя, я поняла вопрос. Нет, я не могу переписать историю. Литература может предсказывать ее ход, но обратного пути нет.
– Я знал это, но должен был услышать от вас.
– Ах, да, диктофон.
– Никто лишний не добреется до этих записей. Я гарантирую. И вот еще. Спрячьте сейчас.
Николай И. мог вообразить, как должно быть тоскливо сидеть тут в унылой больничной обстановке, глядя лишь в зарешеченное окно. Он мог представить, как уйдет, затем будет обход. И лишь когда стемнеет, необычная пациентка достанет его подарок, жадно вдохнет восхитительный запах. Так пахнет свобода. По крайней мере, для таких, как она.
– Я надеюсь, Вы не сделаете глупость.
– Что вы, я уже исчерпала свой лимит глупостей.
– Вы очень ироничная женщина, я не верю, что у вас проблемы… психического характера.
– А зря. Нормальная женщина не станет превращать своего мужа в овощ с помощью литературы и гипноза.
– А я и не говорил, что вы нормальная. Простите, я имел в виду, что Ваш дар, едва ли можно назвать ординарным.
– Его едва ли можно назвать даром. Вы правы, это скорее отклонение.
– Но Вы могли бы… Не обижайтесь, применять его во благо. К примеру, исправлять некоторые недостатки людей.
– Ах, Николай, чтобы помочь человеку
