можно переадресовать их же обвинение в искажении объективной картины мира.
Попытки исключить ценности из познания неосуществимы в принципе. Вообще, жить, по справедливому замечанию М. М. Бахтина, значит занимать ценностную позицию в каждом моменте жизни, ценностно устанавливаться. Всякая человеческая деятельность, в том числе научная, содержит данность и ценность. Отделить личностно-ценностное от объективно-научного никогда не удастся. Можно только переформулировать эту проблему, уходящую корнями в природу человеческого познания, соотношения объективного и субъективного. Все знание очеловечено, и, следовательно, одновременно и объективно, и субъективно. Внечеловеческая объективность знания — позитивистский миф, так же, как внеобъектная ценность — миф неокантианцев. Знание — неопределенная форма взаимодействия между человеческими ценностями и тем вне-человеческим, к познанию которого стремится человек.
Ценности, с которыми имеет дело наука, не только внутринаучны. Наука как формирует ценности, так и приобретает их, по-своему переосмысливая. На этот факт некоторые ученые хотели бы закрыть глаза, и именно подобное желание подкрепляет живучесть концепции внечеловеческой объективной истины как высшей ценности.
Конечно, наука сама является ценностью, и поэтому, когда пытаются разделить науку и ценности, то речь идет, по существу, о том, насколько наука определяется иными, вненаучными ценностями и насколько наука важна для последних. Иначе говоря, это вопрос об автономии науки, исторически обусловленный.
Сложность проблемы «наука и ценности» связана и с новыми данными методологии науки. Углубившись в структуру научного исследования, методологи обнаружили, что результаты научного эксперимента в большой мере определяются теоретическими предпосылками. В методологической литературе установлено, что каждый «факт» науки, как его видит ученый, определяется в какой-то мере теорией, которой он придерживается. Но последние, что не составляло секрета и ранее, существенно зависят от общих методологических подходов, а также философских взглядов ученого, его личных ценностей.
Внутренняя гармония, заключающаяся в красоте физических и математических теорий, имеет для их принятия большое значение наряду с эмпирическим опытом. Научная теория — творческое произведение, в котором сплавлены субъективные и объективные моменты, ценности и эмпирический опыт. Именно через встречу, соединение внутренней гармонии познания с гармонией предмета познания становится возможной гармонизация в гносеологической сфере как результат «диалога» с природой. Гармонизация познания предстает при этом как важный ценностный и методологический регулятив.
Возможно, что и без опосредования теорией способ видения мира ценностно и психически обусловлен. Интересна в связи с этим параллель с музыкой: людям одной культуры музыка другой культуры кажется порой скучной, монотонной, неинтересной, и не только потому, что они не знакомы с данной культурой, но и вследствие специфики строения их воспринимающего аппарата.
Одним из мощных каналов воздействия ценностей на науку является сама методология. Если метод подобен циркулю, по Ф. Бэкону, то использование его во многом предопределяет результаты деятельности ученого, ведет его в определенном направлении, задавая некое ценностное поле, которое он может и не осознавать, но осознать должен, если хочет быть и гражданином. Высшая ценность, которой ученый считал свою научную эмпирию, теперь ускользает от него, и, если он достаточно честен и дальновиден, ему приходится отправляться на поиски ее в область идеологии. Именно там обнаруживает он истоки открываемых им высших ценностей. Разработку вопросов связи научной истины с идеологией и всем строем общества он может найти у Маркса.
Опасения, что аксиологический подход противостоит объективному, по-видимому, неосновательны. Ценности определяют, в каком направлении ведется поиск, какими методами и во имя чего, формируют основы, «центр внимания» развития науки, в то время как в этих рамках сохраняется значение всех объективно-научных процедур. Далее. Подлинное познание, по мнению Б. Г. Кузнецова, то, которое отражает ценностные связи и отношения. Поэтому ценность бытия является объектом познания. Тогда и сам процесс познания есть ценность. Дилемма «ценности или наука» неприемлема и потому, что наука не может развиваться без определенных ценностных принципов, и потому, что в науке нуждаются сами человеческие ценности. Они развиваются и осознаются человеком по мере получения знания о мире и реализации свободы выбора, которую увеличивает наука.
Ценность тождественна истине не так, как понимал Риккерт, сводивший путем отрицания объективной реальности истину к ценности, но и не в том плане, что именно обезличенность истины и является высшей ценностью, а в понимании истины и ценности в их целостном значении для целостной личности. Лишь при игнорировании целостности человека возможно противопоставление ценности и истины, морали и знания.
Конечно, понятие ценности не ограничивается сферой морали, так же, как понятие истины не ограничивается сферой научного знания, и сводить ценностные аспекты только к моральной ответственности ученого за результаты своей научной деятельности нельзя. Но представляется несомненным, что моральные аспекты имеют исключительное значение в исследовании соотношения ценности и знания.
Среди различных понятий, характеризующих объективно-познавательные и субъективно-моральные аспекты, понятие правды, с одной стороны, и понятие справедливости — с другой, ближе всего подходят друг к другу, так что их вполне можно отождествить.
Еще Платон в «Государстве» и «Политике» связал познаваемость и истинность вещей с благом, заявив, что познаваемые вещи могут познаваться лишь благодаря благу, которое представляет сущность становящихся вещей. Авторитетнейший древнекитайский философский трактат «Чжуан-Цзы» утверждал, что, только если существует настоящий человек, существует настоящее знание, а Л. Толстой в работе «Так что же нам делать?» подчеркивал, что не является наукой то, что не имеет целью благо. Именно синтез морали и объективного знания выступал в истории философии как высшая ценность человека.
Ученые остро столкнулись с проблемой моральной ответственности за результаты своей работы в связи с созданием атомной бомбы. Но тогда положение было более ясным, поскольку наука и нацеливалась на разрушительную работу. Что же касается экологических последствий развития науки, то здесь вопрос сложнее, так как цели, казалось бы, благие, а результаты приносят вред. Парадоксальность ситуации, когда технические нововведения, основанные на достижениях науки, ухудшают экологическую обстановку, способствует росту интереса к ценностным установкам, лежащим в основе функционирования науки. Само по себе увеличивающееся количество дискуссий свидетельствует о том, что положение не столь уж благополучно. Чем больший «вклад» вносит наука в разрушение природной среды, тем уязвимее ее моральное реноме.
Удельный вес ценностного аспекта науки должен быть повышен и осознан, и ценность науки должна определяться не только тем, что она дает знания, но и тем, что она вносит вклад в определение ценности бытия для человека. Различая человеческие ценности, вводимые в науку, и ценность самой науки для человека, можно сказать, что наука всегда была ценностно значима для человека, но сейчас, по-видимому, чем больше истинно человеческие ценности будут входить в науку, тем большую ценность будет иметь наука для человека. Речь идет не о навязывании науке ценностных характеристик сверху (например, со стороны философии, основной задачей которой неокантианцы считали выяснение ценности материала
