Думаю, что Отто исполняет обязанности фотографа, потому что на снимке его нет. Самуил стоически глядит в камеру; перед нами образцово-показательный прусский предприниматель, котелок защищает его глаза от яркого солнца. Посверкивают серебристо-белые навощенные усы.
София тоже сидит анфас, но чуть обернувшись к сыновьям. Правую руку Эрих засунул в карман, в противовес строгости своей формы; но левую он бережно опустил на плечо Софии, явно успокаивая взволнованную мать. На ее лице написан страх. Она выглядит заметно старше и одета заметно хуже, чем на семейном портрете двухлетней давности; правда, снимок и делался не в студии.
Их мальчики, наоборот, выглядят непринужденно. Гуго стоит прямо за Самуилом. Его форма чуть более щеголевата, чем у братьев: серебряный эдельвейс – эмблема полка – хорошо заметен на высоком подкрахмаленном воротнике, а на кепи красуется блестящее петушиное перо (Spielhahnstoss). Эти декоративные элементы появились только в последнее десятилетие. Все трое явно горды тем, что их форма символизирует служение своей стране и своему императору.
На другой, еще более неформальной фотографии Гуго и Эрих, расположившись на траве, изображают солдат. Эрих, опершись спиной на брата, широко улыбается и взмахивает форменной шашкой. Китель расстегнут, потому что ему явно жарко. Я представляю Эриха взбегающим вверх по травянистому склону, отрабатывающим фехтовальные приемы, раздумывающим, сколько врагов императора он сможет истребить. И вот он, устав, с хохотом валится рядом с Гуго на траву. Глядя на этот снимок, я почти уверена, что между братьями была очень тесная связь; а в Эрихе чувствуется еще и непоколебимая уверенность, свойственная юности. Он пока не очень хорошо понимает, что не шашки, а артиллерийские снаряды и пули решают исход современной войны.
21. Эрих и Гуго Шиндлеры играют в войну, 1914 г.
У меня всего один сын, и сама мысль об отправке его на войну кажется мне невыносимо ужасной. Я смотрю на Софию и думаю, какая буря, должно быть, бушует в ее душе. Думает ли она о том, сколько у них шансов? Да, наверное, немного спокойнее, что Эрих и Эрвин оказались в одном полку, значит, они смогут быть поддержкой друг другу, но и опасность, в случае чего, будет грозить обоим. Не лучше ли уменьшить риск и надеяться, что четверых ее сыновей отправят в разные места службы?
На еще одной фотографии, по-моему, запечатлена отправка полка Гуго на фронт: люди, лошади, веревки, рюкзаки на каком-то лугу, и это похоже на многолюдный летний пикник. Фотография нашлась в альбоме Гуго, и поэтому я думаю, что он сам ее и сделал.
Мне известно, что двоюродный брат Гуго, Эгон Дубски, служит в этом же полку, и, по идее, он тоже должен быть где-то здесь. Я представляю себе, что отец Эгона, Леопольд, попросил Гуго последить за своим сыном, чье здоровье семья всегда считала слабым. Насколько я знаю, Эгон никогда не был любителем проводить время на свежем воздухе. И уж точно он не был членом Альпийского клуба, как его отец и братья.
И наконец я нахожу репродукцию пропагандистского плаката тех времен. Стрелки героически устремляются в бой, над ними парит имперский орел, сверкают сигнальные трубы, солдатские кепи взлетают в воздух, к огромной фигуре Андреаса Гофера, который, подобно божеству, возносится над ними на облаке и благословляет на бой (см. илл. 7 на вкладке). Герой из прошлого зовет тирольцев к новым победам; снова актуален давний клич – «Люди, пора!». Его правая рука поднята в благословляющем жесте. В левой он держит австрийский флаг.
Конрад фон Хетцендорф, окруженный врагами на западе и на востоке, двинул почти всю армию империи на границу с Сербией, рассчитывая быстро разгромить новорожденное королевство, и на северо-восток, в Галицию, за Карпаты, где проходила граница с Россией.
Когда в конце августа 1914 года Первая, Третья и Четвертая армии Австро-Венгрии начали боевые действия в российских районах Польши и Украины, потери их были таковы, что стало ясно: Россия сумела провести массовую мобилизацию гораздо скорее, чем это представлялось возможным.
Целых три недели три австро-венгерские армии отступали обратно к Карпатам. Были убиты сотни тысяч людей и потеряна крепость Перемышль, самое крупное укрепление Габсбургской империи на востоке. Наступление шло в Австро-Венгрии, и немецкая Силезия, родина Самуила Шиндлера, в случае падения Кракова оказывалась под ударом. Германия знала, что ей никак нельзя игнорировать обширный Восточный фронт, уже совсем скоро ее войска широким потоком полились в русскую часть Польши, и началась тягучая и суровая зимняя военная кампания.
Точно неизвестно, где именно тогда были все братья Шиндлер. В дневнике их сестры, Марты, я прочитала, что она страшно переживала за них. 25 ноября 1915 года она записала, что Отто «оказался в ужасной дыре, где свирепствует холера. Жадно, в невыносимом страхе, набрасываюсь на его письма».
Полк Гуго, который готовили к боевым действиям в горах, в начале августа отправили поездом сражаться на равнинах и в лесах Галицийского фронта. Там Первый горнострелковый полк, приписанный к Третьей армии, участвовал в сражениях при Львове (август), Гродеке (сентябрь) и Перемышле (октябрь), а также сражался в Карпатах, где все стрелки несли тяжелые потери. Полк Эриха и Эрвина тоже находился на Восточном фронте и совершенно точно сражался при Гродеке; судя по записям об убитых и раненых в батальоне кадета Эрвина, особенно тяжелый бой состоялся 11 сентября 1914 года.
Война на Восточном фронте, на котором оказались братья, имела свои особенности и кое в чем отличалась от изнурительной войны в грязных окопах Западного фронта. Конечно, окопы множились и на востоке, особенно когда перед самой зимой обе стороны старательно укрепляли свои позиции. На равнинах Польши и Галиции это были не капитальные сооружения, которые воздвигали на западе; там, от границы Швейцарии до пролива Ла-Манш, тянулась более-менее сплошная линия укреплений, позволявшая вести серьезную войну хоть несколько лет подряд. На Восточном же фронте, если не считать естественных препятствий в виде озер, гор и лесов, боевые действия велись менее ожесточенно. Вот почему военная удача клонилась то на одну, то на другую сторону и огромные территории легко могли переходить – и переходили – из рук в руки.
Человеческая трагедия на востоке масштабом ничуть не уступала тому, что на Западном фронте часто называли «мясорубкой», и братья Шиндлер, должно быть, уже очень скоро почувствовали это на себе. Дам слово статистике: считается, что к концу первого года войны Австро-Венгрия потеряла ранеными, убитыми и пропавшими без вести приблизительно один миллион человек или чуть больше. Военный историк Джон Киган в книге «Императорские егеря и горные стрелки» (Kaiserjäger and Landesschützen) указывает, что из этого количества «не менее 40 000 составляли убитые, то есть австрийская армия лишилась самых лучших и самых храбрых, которым не было замены»[13].
