всплеснул руками Олег. — Нельзя спускать такое никому! Или вы предлагаете сообщить его начальству?
— Нет. Они уж точно ничего ему не сделают. Мерзавец имеет связи, благодаря которым он неприкосновенен. А ваша возлюбленная кто? Вряд ли мерзавец даже имел какой-то умысел. Обыкновенная девочка, которой не повезло с ним встретиться. Как зовут эту бедолажку?
— Мила Рябова. А какая разница?
— Рябова? — переменилась Инна, подалась вперëд. — Уж не родственница ли она Афанасия Фëдоровича?
— Она его дочь.
Инна вскочила, заметалась по двору, то пальцы заламывая, то хватаясь за лоб. А Олег следил за ней и вновь понимал, что потерял нить еë размышлений.
— Это многое объясняет. Но вопросов появляется ещё больше, — бормотала Инна.
— Вы можете наконец сказать, что вас так взволновало? — не выдержал Олег.
Инна подбежала к столу и опëрлась на него кулаками.
— Скорее всего, дело именно в Афанасии Фëдоровиче. Он, видимо, вышел на след чего-то, что нужно мерзавцу! Вы обязаны защитить Милу, пока не поздно. Это понятно?
— Понятно. Но…
— Даже, если придëтся пожертвовать собой! — стукнула кулаком по столу Инна.
Глава 12. Снова он!
Последняя лекция тянулась для Милы нестерпимо долго. На перемене Кире сказали про травму Егора, и она убежала в лазарет, а без неë и поболтать было не с кем. Вот и приходилось выводить на полях тетради цветочки, пока профессор зельеварения Руднев повторял по третьему кругу очевидную тему. Даже после самых подробных объяснений свойств и особенностей ясневики находились те, кто поднимал руку и задавал уточняющий вопрос.
— А если листья охвачены колониями жëлтой плесени, значит ли это, что ясневика становится более ядовитой? Ведь, к примеру, трын-трава с жëлтой плесенью наоборот лучше влияет на восстановление сердечно-сосудистой системы, — умничал один из студентов на первых рядах.
А профессор с обречëнным видом принимался рассказывать и о жëлтой плесени, и о трын-траве, и о том, что за яды можно получить из ясневики при особом выращивании.
— Ещё вопросы есть? — спрашивал он, устало глядя на учеников.
И вновь кто-то поднимал руку:
— А если использовать ясневику в кулинарии, можно ли выработать невосприимчивость к еë полезным свойствам?
И профессор пересказывал одну из первых лекций курса о неопределённости толерантности.
Мила же тем временем устроила в тетради настоящий цветник и на этом успокоилась. Посмотрела в окно, за которым издевательски сияло солнце, и так до самого звонка разглядывала, как проплывают мимо редкие облака.
На выходе из кампуса Милу нагнал Макс.
— Домой, что ли? — спросил он.
— Да. Куда же ещё?
— А в киношку не хочешь? Сегодня премьера «Капитан Гонзалес: на тернистых берегах».
Мила задумалась. Этот фильм она ждала давно, но сейчас совсем никакого желания его смотреть не осталось. На душе поселилась осенняя серость, хоть вокруг лето в самом разгаре.
— Я лучше домой пойду. Завтра два семинара, надо подготовиться.
— Ясно всë с тобой. Опять в эфире засядешь отца искать.
— Да, скорее всего, так и сделаю, — нехотя призналась Мила.
К тому, что брат не проявляет того же участия, она привыкла. Он переживал по-своему и был убеждëн, что с отцом всë будет в порядке, даже если сейчас над ним повисла опасность. «С искателями вечно так», — повторял он при каждом удобном случае. Вот только у Милы от этой фразы мурашки бежали по коже. Конечно, с искателями всегда так, но и гибнут они слишком часто.
— Как хочешь, — Максим замялся и вдруг высказал то, что явно крутилось у него на языке довольно давно: — И чем ты отличаешься от Олега?
— Что, прости? — резко взглянула на него Мила. — Причëм здесь он?
— Слушай, я не очень люблю влезать в чужие эти самые, но тут не могу промолчать. Ты Олега постоянно клевала, типа, он на тебя внимание не обращает, всë в эфире сидит, все дела. Так?
— Потому что это правда! Я не понимаю, к чему ты клонишь.
— А ты с момента исчезновения отца много внимания Олегу уделяла? Ну, то есть, ты всем говоришь, что он с тобой романтикой не занимается…
— Только Кире и тебе.
— Не важно. — замотал головой Максим. — Ведь говорила же?
— Говорила. И это действительно так, — Мила уже собралась привести кучу аргументов, но Максим замахал руками.
— Не в том дело. Я про тебя говорю. Ты сама-то сейчас готова потратить полночи на то, чтобы где-то обжиматься? Ты даже в кино на пару часов отойти не хочешь, вот я о чëм.
— Ты обиделся, что ли?
— Вот ещё!
— Значит, это он тебя попросил? Если да, то можешь передать ему, что я не собираюсь…
— Не буду я никому ничего передавать, я не почта! — отрезал Максим, и они замолчали.
Так, не проронив больше ни слова, добрались до перекрëстка, одна из дорог которого вела к Рижину. Максим, не задержавшись, пошëл дальше к Адамару. Мила же проводила его взглядом и свернула на липовую аллею.
Не отпускало еë то, как поступила она с Олегом. Пусть он повëл себя как кретин, но ведь это только потому, что любит. А Максим и вовсе считает, что она не лучше. И хотя поначалу Мила восприняла это в штыки, но сейчас, в одиночестве, даже самой себе возразить было нечего.
Мила, не замечая шагов, уже почти дошла до посëлка, когда ей наперерез, из-за деревьев выскочил Валенберг. Лицо его от встречи с Фринном опухло, шрам увеличился и покраснел, вокруг глаз расплылись синие кляксы, а губы рассекал глубокая бурая трещина с запëкшейся кровью. Валенберг даже костюм не удосужился сменить — на воротнике до сих пор темнели засохшие капли крови.
Мила отступила на шаг, судорожно вздохнув от неожиданности, и огляделась в надежде увидеть какого-нибудь прохожего. Но аллея была пуста.
«Бежать!», — заорал внутренний голос.
А Валенберг согнулся, принял жалостливый вид и умоляюще произнëс:
— Рябова, не бойтесь меня Дэва ради. Я и пальцем вас больше не трону. Клянусь матушкой. И за тот случай мне ужасно стыдно. Ума не приложу, что на меня нашло.
— Учтите, я тоже драться умею, — приврала Мила. — Так что лучше вам поскорее убраться с моего пути.
— Умоляю, я не причиню вам вреда. Даже подходить не буду. Вот! — Валенберг сделал большой шаг назад. — Видите? Я ещë отступил. Не убегайте.
Мила заколебалась и, выдержав паузу, всë же спросила:
— И чего вам надо?
— Для начала извиниться. Это было каким-то наваждением. Просто вы были так обворожительны в том платье с большим вырезом, а я слишком много выпил.
— Перестаньте! — начала терять терпение Мила. — Вы только для этого меня здесь караулили? Хорошо, я
